Православная Таврика

Общеизвестно, что формирование феодальной государственности влечет за собой не только прямое принуждение народа, подчинение его власти феодала, но и постоянное духовное воздействие на массы. Это были как бы две стороны одной медали: власть эксплуататоров освящалась и подкреплялась авторитетом божества.

Примитивные верования бесклассового общества, как и вытекавшее из них языческое многобожие, не смогли идеологически связать различные социальные группы, идейно подкреплять сожительство эксплуататоров и эксплуатируемых. Вот почему в средневековой Европе, в том числе и в Таврике, широкое распространение получило христианство — одна из наиболее подходящих для этой цели монотеистических религий. Насаждалась новая религия византийскими миссионерами при поддержке властей, хотя и без того постоянные политико-экономические связи Восточной Римской империи (Византии) с населением Крымского полуострова создали благоприятную почву для распространения этого вероучения. Оно, повторяем, было наиболее последовательной и развитой из всех идеологических систем, порожденных развитием феодальных отношений.

Одним из положений христианской религии, как и любой другой, является требование обязательной борьбы верующих за победу этого культа над всеми другими.

Искоренение язычества, истребление еретиков, безбожников и инаковерующих красной нитью проходит по всей истории христианства.

Не составляла исключения и Таврика. Борьба с язычеством носила здесь — в зависимости от создавшейся обстановки — то агрессивный, то примирительно-приспособленческий характер. Последнее хорошо прослеживается в сохранении языческих пережитков в культовых обрядах и преданиях коренного населения более позднего времени.

Известный дореволюционный собиратель крымских легенд В. X. Кондараки, описывая Качи-Кальон, приводит существовавшее среди местных жителей предание о том, что на «корабле» было языческое капище. Найти его пока не удалось, однако вероятность этого сообщения подкрепляется длительным сохранением среди аборигенов Качинской долины языческих пережитков. Так, в верховьях Алимовой балки (к западу от «корабля») стоял испещренный знаками камень, которому поклонялись местные жители еще в XVIII-XIX вв. А при входе в Большой грот Качи-Кальона с источником, считавшимся святым и чудодейственным, росло старое черешневое дерево, также якобы «чудодейственное», «всеисцеляющее». До самого недавнего времени паломники увешивали его всевозможными приношениями — лоскутами одежды и т. п. В борьбе с языческими пережитками христианская церковь, приспособляясь к местным культовым традициям, зачастую прибегала к разного рода обходным маневрам. К примеру, богослужения совершались в лесу²⁰, а храмы и алтари строились вблизи обожествляемых деревьев, «чудотворных» погребальных комплексов²¹, около «святых» источников воды и т. д.^*

^* В Таврике немало подобных «храмов воды». К их числу можно отнести часовню Козьмодемьянского монастыря при источнике в Центральной котловине заповедника, храмы у истоков рек Узунджи и Черной (Байдарская долина), у родника Павло-Чокрак в урочище Верхний Кокасан (белогорские леса), церковь Ай-Андрий над истоком ручья Куру-Узень неподалеку от села Генеральского и многие другие. — Ред.

Алимова балка.

На территории Качи-Кальона встречается множество христианских символов — различной формы крестов. Особую группу составляют многочисленные мелкие кресты, нацарапанные на стенах пещерных церквей. Такого рода вотивные (посвятительные) знаки обычно оставляли в «святых местах» паломники в память своего пребывания.

Как показывает анализ археологических находок, христианство начинает проникать в «языческие» города Боспор и Херсонес не позднее III в.²². По-видимому, к VIII-IX вв. численность христианского населения в Таврике значительно возросла, о чем свидетельствует возникновение в это время на Крымском полуострове нескольких епископий и митрополий, множества больших и малых церквей, появление монастырей.

На явное распространение христианства среди аборигенов юго-западной Таврики указывают находки нательных крестов в раннесредневековых могильниках, хотя в остальном погребальные обряды по-прежнему остаются языческими. При раскопках Скалистенского могильника в склепах VII-VIII вв., вырубленных в толще материковой глины, были обнаружены не только металлические нательные крестики, но и различные христианские символы на перстнях, крестообразные знаки на закладных плитах и просто кресты, нацарапанные строителями и родственниками погребенных на стенах склепов²³. И в то же время долго еще держались отдельные языческие верования: поклонение скалам и их обломкам, старым деревьям, источникам воды. Зачастую это связано с легендами и поверьями, корни которых, видимо, лежат глубоко в древности. Примером может служить легенда об источнике, находящемся в Четвертом гроте Качи-Кальона²⁴.

Давным-давно, говорит легенда, в пещерах Качи-Кальона прятались мерзкие чудовища и змеи. Люди их боялись и с наступлением ночи запирались в хижинах, загнав скот в хлев. На краю деревни жила вдова с дочерью Анастасией. Мать пасла козлят и ягнят, дочь ей помогала.

Однажды вечером, когда их стадо спускалось к селу, выскочило многолапое чудовище и, схватив одну из овец, потащило ее к пещерам. Не испугалась девочка зверя, бросилась было спасать овцу, но на камне поскользнулась и, хромая, стала медленно спускаться к дому. Тем временем стемнело. Окружили и до смерти замучили ее страшилища. Кричала она так громко и жалобно, что не выдержали скалы, попадали со сводов пещер камни, похоронив под собой и девочку и мерзких чудищ.

А утром поднялись в большой грот жители деревни и видят — скала плачет, сочится из нее вода, как слезы.

Прошли века. Ныне на месте том шелестит листьями дикая черешня, корни которой пьют воду источника, воркуют голуби, живущие в трещинах скалы. Однако чуткое ухо может различить и какие-то таинственные звуки, рождаемые ветром в гроте. И кажутся они отзвуками легенды о юной Анастасии...^*

У "святого" источника в Четвертом гроте.

^* Легенда записана в 1958 г. М. Чорефом от жительницы Бахчисарая Анастасии Осиповны Килджи, 70 лет. — Ред.

Очень возможно, что предание донесло до нас отголосок очень давних языческих обрядов поклонения воде и деревьям. Вспомним «священную» черешню, само существование которой в глубине грота, на почти голой скале, вызывает всеобщее удивление.

Вероятно, именно легенда и послужила поводом назвать созданный здесь в XIX в. скит Анастасиевским. Само местоположение источника, вытекающего из расселины в глубине огромного грота, на высоте около 150 м. над уровнем долины, не могло не производить сильного впечатления на темные народные массы. Окружающая обстановка содействовала, быть может, использованию этого места и в древности как капища.

Немногочисленные письменные источники ничего не говорят о тех событиях, которые сопровождали рост христианства в горной Таврике. Отсутствие прямых сведений об этом возмещается до некоторой степени археологическими исследованиями раннесредневековых могильников, где до VIII-IX вв. мирно «уживались» христианские погребальные обряды с явными пережитками язычества. Многократные захоронения в склепах, напоминающих по своей форме жилища, а также оружие, посуда, в которой сохранились следы положенной в могилы пищи, изображения орудий труда на надгробиях — все это убеждает в живучести язычества и языческих представлений о потустороннем мире, где душа умершего ведет якобы тот же образ жизни, что и на земле.

Враждебно относясь к первобытным, языческим верованиям и культам, христианство, тем не менее, немало унаследовало из магического, тотемистического и фетишистского репертуара древних, пользовалось им при формировании своей обрядности. Вера в чудодейственную силу наперстного или вырубленного на скале креста является пережитком фетишизма. А поклонение иконам, статуям божества и святых (вопреки евангельскому требованию «не создавай себе кумира») перенесено в христианство из языческих культов. Христианская молитва несущественно отличается от магического заклинания дикаря. Сквозь сложную систему рафинированных идей и представлений современных религий можно разглядеть их глубокие корни, уходящие в толщу примитивных народных верований.

Как и многие другие монотеистические религии, христианство утверждало божественное происхождение власти князей, царей, императоров, называя их избранниками и помазанниками божьими. Это находило широкое отражение как в церковной литературе, так и в художественном оформлении христианских храмов и мавзолеев, где наряду с персонажами библейских легенд изображены ктиторы^* , донаторы^**, т. е., как правило, власть имущие, земные владыки.

Абсида пещерного храма.

^* Ктитор — частное лицо, на средства которого построен храм или монастырь.
^** Донатор — человек, внесший значительный вклад для постройки храма.

Росписи на такие сюжеты встречаются в пещерных церквах Таврики. Так, в «храме донаторов» (XIII-XIV вв.)²⁵, находящемся вблизи села Крепкого (б. Черкез-Кермен)^*, изображена, по-видимому, семья топарха^**. Эта фреска по содержанию перекликается с росписью XI-XV вв. в киевском Софийском соборе, на которой запечатлен князь Ярослав Мудрый с семьей.

^* Ныне упразднено в связи с переселением жителей.
^** Топарх — правитель какой либо административной области.

Разумеется, нельзя рассматривать церковь в роли всегда безропотной и покорной служанки светских государей. История христианства знает и противопоставление церковью самой себя государству, открытые выступления в борьбе с ним за власть.

Церковным идеалом была вселенская церковь, теократическое государство. «Церковь требует себе первенствующего и господствующего положения, — писал В. И Ленин, — ибо «вечное божественное выше временного темного»²⁶.

На территории Византийской империи воинствующий характер православия особенно остро проявился в период так называемого «иконоборчества». Это сложное социально-политическое движение VIII-IX вв., начавшееся как народное движение против стяжательства, хищничества и беззастенчивого грабежа трудящихся «божьими слугами», проходило под знаменем протеста против поклонения иконам (одна из основных статей дохода для бесчисленных церквей и монастырей}, а вместе с тем и засилия монашества, вообще. Византийское государство в лице императора и подчиненного ему военно-бюрократического аппарата использовало иконоборчество в своей борьбе с монашеством и ортодоксальной церковью, ибо рост экономического и политического могущества церкви подтачивал императорскую власть. Верхушка местного христианского населения Таврики не оставалась в стороне от этих событий и, по-видимому, разделяла взгляды иконопочитателей, оказывая им радушный прием.²⁷

Появление в горном Крыму иконопочитателей — монахов и мирян — усилило роль церкви в жизни местного населения. С волной переселенцев, видимо, следует связать появление некоторых монастырей в юго-западной части полуострова, например, Шулдана, Чилтера в Шульской долине, равно как Партенитского и других — на южном побережье.

Иконопочитательская иммиграция стимулировала формирование феодальных отношений, назревавших еще в недрах разлагающейся сельской общины. Все это сопровождалось в Таврике массовой христианизацией населения.