Крым
Книги
Дневник партизана
Тетрадь тринадцатая
Наш лагерь, расположенный у реки Суат, устроен очень примитивно. Шалаши, покрытые папоротником, в лучшем случае укрывают от солнца, но никак не от дождя и сильного ветра. А дождь шел всю эту ночь. Пожелтевшие листья на деревьях осыпаются, напоминая о том, что в горы пришла осень.
Впереди опять холодная и голодная зима. А партизаны одеты и обуты по-летнему. Одежда и обувь износились так, что мы выглядим оборванцами. Наши портные и сапожники ничем помочь не могут — нет материала.
У многих на ногах намотано тряпье, обвязанное веревками. Все грязные. Такой вид уже никого больше не удивляет. Мыла давно нет. Во время умывания трем руки глиной или шершавым камнем. Летом партизаны купались в горных речках. Теперь же в холодной воде не выкупаешься.
Утром перешли в новый лагерь в районе Голубиной балки, но здесь такой сквозняк, что пронизывает насквозь. Видимо, придется уходить и отсюда.
Вечером имел продолжительную беседу с Романом. Он рассказал мне, что на днях при очередном своем походе в Сейтлер на связь с Владимиром ему пришлось на сутки остановиться у знакомого в селе Ново-Царицыно. Оказалось, что в этом же доме временно жил немецкий офицер — летчик полка тяжелой бомбардировочной авиации. Вечером "квартирант" пришел с группой летчиков. Все они были сильно навеселе, дома еще добавили и начали крупный разговор. "Квартирант" сказал своим полупьяным друзьям: "Чем дальше мы продвигаемся в глубь России, тем больше это меня беспокоит и страшит. Мы пробуждаем национальные чувства русского народа и усиливаем его ненависть к себе, а русский человек — это медведь, которого стоит один раз разозлить, а потом его никакая сила не одолеет". В ту же ночь его вызвали в штаб полка. На квартиру он не вернулся и на другой день.
— Как бы там ни было, — говорил Ханин, — а немецкие солдаты и даже офицеры теперь это уже не те вояки, каких мы видели осенью прошлого года. Среди них все больше и чаще встречаются безусые юноши и солдаты пожилых лет, которые проявляют антивоенные настроения, хотя продолжают верить своему фюреру... Ханин подробно рассказал о работе Владимира. Трудность и сложность ее заключается в том, что он бывший председатель Сейтлерского райисполкома. На поимку Владимира фашисты мобилизовали полицейских агентов, сыщиков и прочих негодяев. Но поиски тоже результатов не дали.
Владимир, очень хорошо законспирированный, находится в доме и под покровительством старосты деревни Бурнаш товарища А. Т. Эйрана. Этот патриот не только бережно укрывает Ивана Сергеевича, но и активно ему помогает в работе. Вся семья "старосты" и его ближайшие родственники являются активными членами подпольной группы советских патриотов, созданной в деревне. Пользуясь своим служебным положением, он выполняет целый ряд поручений, особенно по связи с группами подпольщиков в соседних деревнях. Частые его поездки по району не вызывают подозрений оккупантов.
В настоящее время в Сейтлерском районе хорошо работают 12 групп советских патриотов, охватывающих своим влиянием до 40 деревень. Руководят этими группами коммунисты Яков Марцевенко, Кузьма Фадеев, Федор Данченко, Михаил Самойлов, Николай Жилин, Иван Никонов, Гриша Демин и другие. В деревне Керлеут группой руководит беспартийная учительница Елена Осипенко. Ее группа состоит из комсомольцев Зины Осипенко — дочери учительницы, Шуры Никонова, Вани Чернякова, Николая Быжича и жен военнослужащих Анны Черняковой и Сони Черновой.
Члены этой группы распространяют среди населения, военнопленных и вражеских солдат советские газеты и листовки.
Зина Осипенко — одна из самых боевых и активных подпольщиц. С ней недавно произошел такой случай. Мать поручила ей распространить листовки среди военнопленных, работающих на железной дороге между станциями Грамматиково и Ислам-Терек. Уложив листовки в корзину, Зина присыпала их половой, а сверху положила яиц и курицу. В поезде, который шел из Джанкоя в Феодосию, один из немецких солдат увидел в руках Зины корзину и стал отнимать. Девушка не растерялась, сунула в руки солдату курицу, а сама перешла в другой вагон и недалеко от места работы военнопленных из тамбура разбросала все листовки. Сама, не доезжая Ислам-Терека, на ходу соскочила с поезда. Как только поезд подошел к станции, его сразу же оцепили жандармы и полицейские. Но девушка с голубыми глазами исчезла.
Утром слушали сообщение Совинформбюро: бои с противником идут северо-западнее Новороссийска. Это значит, что нам нечего рассчитывать в ближайшие дни на прилет самолетов. Очевидно, штаб фронта примет решение держать связь с нами морем.
Так и получилось. К концу дня пришел полковник Щетинин. Он спросил меня, где лучше провести посадку людей на корабли. Оказывается, имеется указание "морскую операцию" повторить. Я посоветовал Александру Петровичу доложить, что в наших условиях самый надежный и безопасный вид транспорта для вывозки людей — самолеты. Десять-пятнадцать рейсов только одного — и весь основной состав больных и раненых партизан будет вывезен. В благополучный исход морской операции я не верю, так как не только побережье, но и море противник усиленно охраняет.
Пришел Николай Васильевич Чебышев (Константин) — руководитель партийного подполья в Зуйском районе. Он принес нам фашистскую газетенку от 1 сентября 1942 года. В передовой статье говорится: "Большевистская пропаганда разгуливает по Крыму среди бела дня". Такое открытое и откровенное признание врага делает честь подпольщикам.
Уже около двух месяцев Чебышев руководит партийным подпольем. Докладывая о своей работе, Николай Васильевич рассказал нам, что при въезде в каждый город и село стоят вражеские заставы, в задачу которых входит охрана населенных пунктов от проникновения туда партизан. Гестаповская агентура следит за каждым проходящим: мужчиной, женщиной, школьником, всех обыскивают. Установлены драконовские меры не только по отношению к тем, кто распространяет советские листовки, но и к тем, кто их читает. Несмотря на все препоны и жестокости, большевистская пропаганда продолжает "разгуливать по Крыму среди бела дня".
Сегодня утром с "продоперации" пришли Григорий Назаренко и Володя Гибл. Они принесли около двух пудов картофеля и столько же кукурузы в кочанах.
— Теперь мы живем, — весело говорил Гриша, выкладывая продукты. — Если у нас не будет много гостей, их хватит на целую неделю.
Сказал он это и сам не выдержал, — добрую половину принесенного передал раненым и больным. Таков уж наш Гриша Назаренко. Он последним поделится с товарищем, свято соблюдая партизанское правило: пока ты здоров и можешь ходить — помогай больному товарищу.
Почти два месяца мы не видели картошки и ей страшно обрадовались. Пока Надежда Францевна готовила "суп", ребята испекли в золе по одной картошке на "нос". Все с жадностью набросились на этот "деликатес" и съели картошку с кожурой. Тут же принялись за "суп"; хотя в нем не было мяса и отсутствовал хлеб, ели с большим удовольствием.
Во второй половине дня зашел Щетинин. Он рассказал о провале операции по вывозке раненых и больных морем. Партизаны и на этот раз потеряли несколько своих товарищей. Погиб коммунист инженер-капитан Александр Александрович Федоров. Он был в конце октября 1941 года послан из Москвы в Севастополь Главным артиллерийским управлением штаба Красной Армии с особым поручением. В это время наши войска отходили от Перекопа, и вместе с другими военнослужащими капитан оказался в лесу, стал партизаном.
Борьба крымских партизан в период май-сентябрь проходила в новой, более сложной обстановке, чем раньше. Наше положение осложнялось не только тем, что кончились запасы продовольствия и наступил голод. Дело в другом — пали Керчь и Севастополь. До этого у каждого была надежда на быстрый приход Красной Армии и соединение с нею. Теперь, в связи с отходом наших войск к Волге, и Тереку, все эти надежды временно рухнули. В связи с этим сегодня послали радиограмму в Центральный Комитет партии:
"Дорогие товарищи!
310 дней партизаны Крыма ведут ожесточенную борьбу с оккупантами. Уничтожено 20 000 солдат и офицеров, 1500 автомашин с войсками и грузами. Сейчас мы переживаем исключительно тяжелые дни. Продовольствия в отрядах и у населения нет. По причине длительной голодовки большая часть партизан обессилела до предела, потеряла способность передвигаться и обречена на вымирание. Смертность ежедневно возрастает. Обращаемся к вам с просьбой: необходима быстрейшая помощь продовольствием, эвакуация больных, раненых, истощенных. Можем принять грузы любыми самолетами выброской или посадкой".
Теперь у партизан вся надежда на Центральный Комитет. Хотя они и понимают, что сейчас у ЦК немало и других забот, но люди рассуждают так: если эта радиограмма и не дойдет, то, быть может, она заставит зашевелиться других.
Светает... Ночной мрак быстро уходит на запад. На юге шумит и бушует Черное море, а на севере всплывает бескрайняя ширь крымской степи, сливающейся с Сивашом. Но партизанам не до красот природы. Усталые и голодные, они думают лишь об отдыхе и сне. Все тут же ложатся на сырую землю и моментально засыпают.
Ночью сорвалась и третья попытка вывезти людей морем.
Нужно было думать, что теперь все поймут: для нас самый удобный и безопасный вид транспорта — это самолет, и что пора бы отказаться от морских операций, которые стоят так много жизней. К сожалению, Лобов остается при своем мнении. Сегодня на этой почве произошла ссора между ним и Кураковым. Лобов обвинил руководителей второго района в трусости и неорганизованности, которые, дескать, привели к срыву отправки раненых и больных морем.
Кураков и Бедин доказывали, что они здесь ни причем: катера опять не пришли, а оставаться на вторую ночь и проводить дневку на открытом берегу моря, усиленно охраняемом противником, было бы бессмысленно. Лобов стоял на своем. Тогда Кураков и Бедин попросили освободить их от руководства районом. (Неслыханный случай в партизанской среде!) "Отставку" Куракова не приняли, а Бедина освободили "по болезни".
Лобов приказал Куракову и вновь назначенному комиссару района Владимиру Степановичу Кузнецову — кавалеристу из 48-й дивизии — представить ему новый план морской "операции".
К концу дня пришел весь в слезах юный разведчик Биюкского отряда пионер Степа Парчинский. Он сообщил ужасную весть: убиты Иван Александрович Голиков — начальник штаба отряда и боец Миша Ляг. Подробности позже рассказал Максим Егорович Ведров.
Вчера вечерам две группы партизан Биюкского отряда — одна под командованием командира отряда Филиппа Степановича Соловей, а другая под командованием начальника штаба отряда Голикова — ушли на боевые операции. Достигнув деревни Бура, Голиков послал в разведку комсомольца Сашу Воднева и Степу Парчинского. Они прошли всю деревню, но противника нигде не обнаружили. Тогда двинулась вся группа. Только подошли к третьему дому с края деревни, как из-за плетня внезапно раздалась пулеметная очередь. Голиков и Ляг сразу были убиты, остальные партизаны, не успев захватить их трупы, отошли.
Еще одна из самых тяжелых утрат, какую мы понесли. Коммунист казак-кубанец Голиков до войны работал в Крыму главным агрономом совхоза "Теленчи".
В прошлом году он имел возможность эвакуироваться в глубь страны, но поступил иначе: жену и детей отправил на Кубань, а сам вернулся в Крым, пошел в лес и стал партизаном. В первые дни был рядовым разведчиком, затем стал начальником разведки отряда, с января по август — командиром боевой группы, а месяц назад был назначен начальником штаба Биюкского отряда.
Партизаны отряда поклялись отомстить за смерть Ивана Александровича Голикова.
50 дней партизаны голодают. Нет ни хлеба, ни сухарей. Питаемся крапивой, щавелем, кизилом, изредка достается по початку кукурузы и кусочку мяса.
Вчера один из молодых командиров, Петя Помощник, видимо, неравнодушный к Верочке Широ, прислал ей одну дольку чеснока и граммов пять соли. Я смотрел на сияющую от счастья Верочку и думал: "Если бы ей прислали целый ящик парфюмерии, и тогда она испытала бы меньше радости". Не дожидаясь ухода Пети, Вера тут же стала натирать десны солью и чесноком, а остаток бережно завернула в платочек и спрятала в боковой карман своего морского кителя.
Поздно вечером поступила радостная весть. Из штаба фронта предупредили: "Ждите самолет с продовольственным грузом".
В 23.06 над лесом появился долгожданный самолет. Его экипаж оказался настолько опытным, что после первого же залета на наши костры полетели мешки с сухарями. Над лесом поднялось громовое партизанское "ура" в честь летчиков и тех, кто их послал. Всю ночь в лесу царили радость и ликование. Люди обнимались и целовались — в отряды пришла жизнь.
Сегодня утром партизанам роздали по одному котелку сухарей на троих. Мы с Надеждой Францевной, как и все больные, получили один котелок на двоих. Впервые за 51 день мы сегодня ели хлеб.
Я смотрел на своих товарищей и думал: какая это великая сила — надежда. Еще вчера многие из них считали себя обреченными на голодную смерть, а сегодня появилась надежда на жизнь и спасение. Мне кажется, что еще несколько таких сбросок, и люди поправятся, потихоньку начнут возвращаться в строй.
Вот уже пятая ночь, как к нам летают самолеты и сбрасывают продукты. Сегодня было сброшено 17 мешков сухарей, два мешка концентратов пшенной каши, один мешок соли и мешок табака. Но вместо того, чтобы продукты распределить по отрядам и кормить людей в группах из одного котла, все это роздали на руки, и теперь каждый партизан сам себе повар, а это привело к большим недоразумениям.
Утром один из партизан после смены с поста шел мимо Голубиной балки и увидел на деревьях болтающиеся на стропах четыре парашюта. Об этом он немедленно доложил своему командиру. Вскоре туда была послана группа партизан во главе с начпродом штаба района Петром Агеевым. Когда он вернулся в лагерь и стал пересчитывать содержимое мешков, оказалось, что не хватает около тысячи пачек концентратов.
Вечером было созвано совещание командного состава отрядов. Обсуждали меры борьбы с воровством. Совещание уже заканчивалось, когда пришел Луговой и сообщил:
— В связи с тем, что операции по вывозке людей морем дважды проваливались, штаб фронта решил подлодки и катера направлять в другие районы. Нам обещают дать самолеты...
Присылка продуктов вывела меня из большого затруднения. Более двух недель я не мог послать большую группу подпольщиков на работу в районы, настолько люди отощали и обессилели. Теперь, когда появились сухари и товарищи чуть-чуть окрепли, я не стал их задерживать. На дорогу каждому дали по два котелка сухарей, по тысяче советских листовок для населения и пропуска для румынских солдат.
Получили подтверждение гибели руководителя партийного подполья в Ичкинском районе Василия Степановича Чумасова. Как это случилось?
В конце августа мы получили радиограмму из штаба фронта с заданием разведать район Присивашья от деревень Черный Кош до Ференгейма. Нужно было установить здесь место секретного аэродрома противника.
В 1922—23 гг. мне пришлось работать заведующим Ичкинским земельным отделом, и поэтому я предполагал, что аэродром может быть только возле деревни Ференгейм в восьми километрах северо-восточнее поселка Ички. Василий Степанович также хорошо знал этот район и согласился со мной. Он попросил отправить с ним связным Ф. И. Ремизова — бойца Ичкинского партизанского отряда, председателя ференгеймского колхоза "Новая жизнь". "Семья и родители у Ремизова находятся в родной деревне, и он прекрасно знает все земли, расположенные вдоль Сивашей, — добавил Чумасов, — и мы знакомы давно. Ему верить можно".
Как же ошибся Василий Степанович!
В ночь с 30-го на 31 августа Чумасов и его связной благополучно достигли Ференгейма. На рассвете Василий Степанович послал Ремизова в деревню с заданием подыскать квартиру, где они могли бы несколько дней побыть и достать продуктов, а сам остался в зарослях бурьяна недалеко от ближайших домов. Часов в десять, когда Чумасов спал, вернулся "связной" и привел с собой фашистов. Василия Степановича связали и немедленно отправили в Симферополь.
Как теперь стало известно, отец Ремизова убедил сына выдать подпольщика, за голову которого фашисты обещали выделить пятьдесят десятин земли, дать две пары волов, пару лошадей, сельхозинвентарь и все прочее имущество. Так был предан наш друг и боевой товарищ.
В Симферополе Чумасова привезли в дом на углу М. Горького и Пушкинской, где находится управление немецкой военной разведки. Вывели его оттуда избитого, с завязанными назад руками, под усиленной охраной. Очевидцы рассказывали, что шел он по улице не как пленник, а как победитель — высоко держа голову, чем и вызывал всеобщее восхищение людей, стоявших на тротуарах вдоль улицы.
Вчера ночью к нам прилетел Попов. Все партизаны ждали, что он встретится с ними, расскажет о жизни на "Большой земле", о помощи, которую нам окажут, наконец, о задачах партизан. Но день он провел с Лобовым и сегодня "отбыл" обратно, так и не поговорив с людьми...
Самолет доставил к нам капитана Фетисова. Вместе с ним сегодня опять осмотрели посадочные площадки. Потом на совещании командного состава он подтвердил возможность посадки тяжелых самолетов и обещал лично привести самолет.
Фетисов встречался не только с командирами. Он беседовал с партизанами, интересовался нашей жизнью, рассказал о себе, о своих товарищах. Летчик произвел на всех очень хорошее впечатление. В знак уважения партизаны преподнесли ему трофейный автомат и письмо с благодарностью.
Сегодня у нас была большая летная ночь — прилетало шесть самолетов У-2. Сдержал свое слово и капитан Фетисов. Сбросив по нашему сигналу 15 мешков сухарей, он и командир машины Помасков посадили на "пассажирской" площадке свой гигант, самый большой из наших самолетов.
Во время посадки у самолета отлетело правое колесо. Словно огромная птица, припавшая на одну ногу, стоял он на площадке.
— Что будем делать? — спросил начальник "аэродромной" команды у Помаскова.
— Начинайте посадку, — сердито ответил Помасков. — Люди ваши готовы?
— Ждут с вечера... но...
— Никаких "но".
В самолет, который, судя по пробоинам, видимо, не раз уже попадал в переплет, были посажены 22 тяжело раненных и больных партизана. Среди них находились старый чекист Филипп Калабух, бывший председатель райисполкома Лукьян Рыбак, учитель Владимир Полянский, директор рыбозавода Владимир Гибл, парашютист Саша Иванов, моряк старшина 2-й статьи Леня Уваров, врач Яша Рубан и другие. В 23.39 самолет оторвался от земли и улетел на восток.
Радостное "ура!" пронеслось по площадке вслед улетающему самолету.
Утром нам сообщили, что майор Помасков блестяще совершил посадку в Адлерском аэропорту. За ночь самолеты вывезли на "Большую землю" 34 человека. Если дело пойдет так и дальше, то в ближайшие дни основная масса больных и раненых партизан будет вывезена.
Ночью было четыре самолета У-2 и один Р-5. Вывезли 14 человек. Сегодня вечером обещают прислать до десяти самолетов!
Полковник Щетинин сообщил мне о распоряжении Лобова: "Передайте Генову — на днях он со своими подпольщиками будет отправлен в Сочи".
Александру Петровичу я ответил:
— Как и все, я приветствую решение Военного Совета фронта. Но в лес я пришел первым и уеду последним. Тем более, что не могу оставить подпольщиков на произвол судьбы. Как мне ни тяжело, но, пока не решу ряда вопросов, выехать не могу...
Настроение у нас сегодня паршивое. Совершено новое предательство. На этот раз жертвой его стал еще один наш друг и боевой товарищ Николай Андреевич Ханин (Роман).
В первых числах мая Ханину была поручена очень важная партийная работа — осуществить связь между нами и руководителем партийного подполья в Сейтлерском районе Иваном Сергеевичем Дьяченко. Он знал все наши почтовые ящики, нелегальные квартиры руководителей групп советских патриотов. В случае провала Дьяченко Николай Андреевич должен был его заменить.
Ханин уже раз десять ходил с нашим поручением в Сейтлерский район и благополучно возвращался оттуда. В последний раз Николай Андреевич ушел из леса 14 сентября. Он шел, как всегда, по намеченному маршруту, но был так слаб, что за вторую ночь не сумел дойти до Бурнаша — места нелегальной квартиры Дьяченко. Рассвет застал его возле совхоза "Чотты". Утром он увидел в саду Христова, Иванову и Данцеву, которых хорошо знал, и попросил у них хлеба. Вместо хлеба негодяи привели полицейских, которые тут же забрали Ханина и увезли в Сейтлер.
Пошел двенадцатый месяц ожесточенной борьбы партизан Крыма с немецко-фашистскими захватчиками и местными предателями. Несмотря на превосходство в людях и боевой технике, оккупанты оказались бессильны уничтожить нас.
Хорошо зная, что сила партизан — в связи с народом, противник решил дискредитировать нас перед населением. С этой целью фашисты стали создавать "партизанские отряды". Перед ними гитлеровское командование поставило задачу под видом партизан забирать у населения скот, продукты и личные вещи. На днях эти "партизаны" совершили грабительский налет на деревни Пролом, Алач, Карачель, Аблеш и Кокташ, жители которых хорошо относятся к нам. Фашистскую провокацию разоблачили подпольщики. В деревне Аблеш кто-то из "партизан" специально оставил во дворе, где грабители взяли корову, обрез. Такими обрезами была вооружена часть партизан во время гражданской войны. Теперь же ни один партизан на своем вооружении обрезов не имеет. Какой грубый и примитивный прием! Сегодня во второй половине дня над лесом появился вражеский самолет. Он сбросил листовку, в которой новый командующий немецкой армией в Крыму генерал Маттеклотт предлагает партизанам в течение трех дней уйти из леса и обещает обращаться с ними, как с военнопленными. В противном случае всем нам грозит уничтожение.
Десять месяцев назад мы уже слышали от Манштейна подобные угрозы. Но он ничего не смог сделать с партизанами. Ничего не выйдет и у его преемника.
Ночью самолетом из Сочи к нам прилетел секретарь Крымского обкома партии П. Р. Ямпольский. Он привез решение бюро обкома от 2 октября 1942 года об организации Крымского областного подпольного комитета ВКП(б) в составе Мустафаева, Генова и Лугового. Этим решением на подпольный комитет возложено:
"а) руководство подпольными партийными организациями и партийными уполномоченными в тылу врага,
б) руководство партизанским движением Крыма,
в) проведение массово-агитационной работы среди населения временно оккупированной врагом территории".
Вчера и сегодня заседал вновь созданный Крымский областной подпольный обком партии. Присутствовал также секретарь обкома товарищ П. Р. Ямпольский. Были обсуждены два вопроса: о состоянии и ближайших задачах партийного подполья в оккупированном фашистами Крыму и о мероприятиях по дальнейшему развитию партизанского движения. По первому вопросу докладывал я, по второму — Луговой.
В конце заседания выступил Ямпольский. Он сообщил решение о вывозе из леса 600 человек партизан — раненых, больных и истощенных.
В тылу для борьбы с врагом и связи с подпольем, в партизанских отрядах будет оставлено 500 человек.
Сегодня у Надежды Францевны день рождения. Все, кто до, войны знал ее, никогда бы и не подумал, что такая хрупкая женщина когда-либо окажется в лесу и будет способна переносить всю тяжесть партизанской жизни. Надежда Францевна выдержала все испытания.
Мы решили никому ничего не говорить и день рождения отметить после войны...
Гриша Назаренко и Миша Рогов двое суток охотились, и вот сегодня им удалось поймать барсука. Он оказался довольно крупным и жирным. Ребята натопили две фляги жира. Половину мяса и одну флягу отдали в санитарную палатку, остальное пошло на питание подпольщикам.
Летчики за последние три ночи вывезли в Адлер 84 партизана. Вместе с Ямпольским вылетел и Лобов. Каждый из них улетел со своими планами на дальнейшее развитие партизанского движения в Крыму. Лобов представляет ту незначительную группу лиц, которые доказывают, что в Крыму партизанам больше делать нечего, и эту свою точку зрения он, очевидно, будет отстаивать в штабе фронта. Ямпольский поехал с решением областного подпольного комитета и мнением абсолютного большинства о том, что партизанскую борьбу необходимо продолжать. Больных, раненых и истощенных партизан вывезти на "Большую землю", подлечить, а после отдыха снова вернуть в лес для продолжения борьбы.
Получена радиограмма, которая всех нас чрезвычайно обрадовала. До сих пор все попытки вывезти часть партизан на Кавказское побережье морем оканчивались неудачно. Но вот теперь операция удалась! В ночь на 7 октября группа больных, раненых и истощенных партизан третьего района в количестве 78 человек под командованием Христофора Чусси и Михаила Македонского спустилась с гор и вышла к берегу в районе мыса Кекенеиз. Ночью к условленному месту подошли два катера СК-44 и СК-45 под командованием старшего лейтенанта Тимошенко и лейтенанта Гончаренко. Посадка людей на катера шла под вражеским огнем. Через двое суток катера благополучно достигли Сочи.
Вчера утром к нам пришли все отряды третьего района. Мы с радостью приветствовали боевых товарищей.
Северский вечером вылетел в Сочи. Все остальные будут ждать своей очереди на другие самолеты.
К концу дня пришла группа в 102 человека больных и раненых партизан первого района. Комиссар Кировского отряда Ананий Митрофанович Крюков передал мне, что в пятницу прибудет со всеми своими отрядами Михаил Ильич Чуб.
Мне кажется, что такую большую концентрацию партизанских сил в таком незначительном лесочке, как Тиркенский лес, нельзя считать разумной.
В беседе со мной Крюков сказал, что среди добровольцев так называемых отрядов самообороны, созданных оккупантами, началось брожение. В Отузах в течение одного месяца дважды производилась чистка их личного состава.
Позавчера со всеми отрядами пришел командир первого района Чуб. Мне кажется, что вряд ли кто-либо другой сумел бы привести всех этих измученных, истощенных, голодных и уставших людей в таком образцовом порядке, как это сделал Михаил Ильич. Главное, что меня поразило, — ни один из пришедших не был без оружия. Даже тяжело раненные принесли винтовки, каждый партизан имел приличный запас патронов и некоторые — гранаты.
Всю прошлую ночь лил холодный дождь, а утром пошел снег, и лес побелел. Партизаны оказались совершенно неподготовленными к новой зимовке в лесу. Кураков и Чуб приступили к строительству зимних землянок, но у них плохо с шанцевым инструментом. Все, что было завезено в лес в прошлом году — топоры, пилы, лопаты, кирки и т. п., поломалось или разбросано по лесу. Решили обратиться за помощью к населению соседних деревень.
Несмотря на плохую погоду; прилетели на своих "уточках" наши славные друзья летчики Яша Фадеев и Николай Калмыков. Они привезли несколько мешков сухарей и мешок листовок. Фадеев передал мне письмо Петра Романовича Ямпольского от 17.10.42 г. Он пишет:
"Дорогой Иван Гаврилович!
В течение шести дней я тебе ничего не мог передать, так как т. Мустафаев четыре раза улетал и возвращался. Сегодня отдал письмо летчику. Решили так: т. Мустафаев вылетает к вам с первым рейсом большого самолета. Введи его в курс дела и прилетай сюда.
Здесь положение следующее: по просьбе обкома Москва выделила нам три "Дугласа" на 15 дней. Ждем их со дня на день. Субботин также должен не сегодня-завтра вернуться из ремонта. Примем все меры, чтобы загрузить их полностью. Теплое обмундирование 500 комплектов получили. На днях перешлем. Скажи Луговому, что письмо его я передал...
Будь здоров. Ямпольский".
Поздно ночью в самолеты были посажены тяжело раненные. Вместе с ними улетел полковник Щетинин. Он увез наградные листы на партизан.
Я пригласил к себе Николая Дмитриевича Лугового, Ивана Георгиевича Куракова, Михаила Ильича Чуба, других командиров и ознакомил их с содержанием полученного письма. Договорились завтра собраться и обсудить, кто из партизан по состоянию здоровья должен быть эвакуирован на "Большую землю" и кого оставить для продолжения борьбы с врагами.
Ночью из различных районов пришли связные и принесли от подпольщиков очень важные данные о противнике. Их мы немедленно передали в штаб фронта. Товарищи рассказали, что по всему Крыму снова прокатилась волна арестов.
Гестаповские ищейки сбились с ног в поисках руководителя партийного подполья в Сейтлерском районе. Им долго не удавалось узнать, где скрывается Иван Сергеевич Дьяченко, так хорошо он был законспирирован. Но вот недавно они, видимо, напали на его след. Словно предчувствуя беду, Дьяченко из деревни Бурнаш, где до сих пор скрывался, перешел в деревню Керлеут и нашел здесь приют в доме колхозного кузнеца Осипенко.
Упустив Ивана Сергеевича, гестаповцы арестовали его мать Екатерину Антоновну, сестру Марию, старосту деревни Бурнаш Эрьяна с женой и двумя сыновьями, а также активных членов группы советских патриотов Луцикияна и его сына комсомольца Сергея.
Это первый случай провала одной из групп советских патриотов. Их кто-то предал.
Рано утром меня разбудила Надежда Францевна.
— С днем рождения, соня. Поднимайся!
Я почему-то забыл о такой "знаменательной" дате в своей жизни. К тому, пожалуй, были причины: исполнилось 46 лет. Не оставляли времени задуматься о личном и происходящие события.
В последнее время из Севастополя, Керчи и Феодосии оккупанты стали переселять часть жителей в сельские районы. Здесь они оказались в бедственном положении: без жилья, без работы и без средств к существованию.
Нам привезли постановление Военного Совета черноморской группы войск Закавказского фронта "О мероприятиях по укреплению партизанских отрядов Крыма и активизации их боевой деятельности".
В постановлении указывается, что противник избрал Крым как кратчайший путь для переброски войск и боеприпасов на Таманский полуостров, используя море и железную дорогу. В связи с этим Военный Совет черноморской группы войск считает основными задачами партизан Крыма:
а) всемерно развертывать боевую деятельность: диверсионную работу в портах, на шоссейных и железнодорожных коммуникациях, разрушать связь, военные склады, срывать заготовку топлива на зиму;
б) вести непрерывную войсковую и агентурную разведку, обеспечив точную и быструю информацию командования о наличии войск и техники противника, его намерениях и передвижении, дислокации аэродромов и других объектов. Держать противника в состоянии тревоги, систематически нападать на его гарнизоны и комендатуры.
В постановлении далее намечалось:
1.В октябре-ноябре закончить эвакуацию раненых, больных и женщин, сделав, таким образом, оставшиеся отряды более подвижными.
2. На зимний период 1942-43 г. оставить в крымских лесах 300-350 человек, создав из них шесть партизанских отрядов во главе с оперативным центром.
3. Командующему 5-й воздушной армией генерал-майору тов. Горюнову выделить пять самолетов для вывоза больных и раненых, а также для дальнейшего оперативного обслуживания отрядов.
4. Начальнику Упродснаба полковнику т. Кара-Мурзе выделить для партизан Крыма продовольствие: муки — 25 тонн, сухарей — 15 тонн, сахара — 2 тонны, соли — 4 тонны, консервов мясных — 2,5 тонны, брынзы — 4 тонны, жиров — 3 тонны, концентратов — 4 тонны, сухих овощей — 4 тонны, табака — 2 тонны, спичек — 12.000 коробок, лука и чеснока — 1 тонну.
5. Командующему 5-й воздушной армией генерал-майору тов. Горюнову обеспечить выброску воздухом всего выделенного продовольствия, а также 500 комплектов зимнего обмундирования и боеприпасов.
6. Начальнику санитарного управления тов. Рейзену выделить для партизан десять походных аптечек и послать в лес на постоянную работу опытного хирурга и одного зубного врача.
7. Начальнику политуправления ЧГВ Закфронта бригадному комиссару тов. Емельянову организовать систематическое снабжение партизан и населения Крыма листовками, газетами и периодической литературой.
8. Интенданту ЧГВ обеспечить весь личный состав вывезенных из Крыма и находящихся в госпитале 2120 в г. Сочи партизан положенным по табелю обмундированием.
9. Всем вывезенным из Крыма партизанам предоставить полуторамесячный отпуск".
В этом постановлении Военного Совета партизаны увидели воистину отеческую заботу партии и правительства о людях. Нет слов, чтобы передать чувство благодарности, которым преисполнены наши сердца.
Четвертую ночь подряд к нам летают самолеты от У-2 до "дугласов". Нам они доставляют боеприпасы и продукты, а отсюда увозят раненых и больных.
Прилетел Мустафаев, и сегодня днем мы провели заседание подпольного областного комитета ВКП(б). Было принято решение: Генову ознакомить Мустафаева с делами партийного подполья и вылететь в Сочи.
Мустафаев зачитал приказ № 18 от 24.10.42 г. "По войскам Черноморской группы Закавказского фронта" о награждении партизан Крыма. В приказе сказано:
"За образцовое выполнение боевых заданий командования в тылу противника и проявленные при этом доблесть и мужество, награждаю орденами и медалями Союза ССР..."
Всего награжден 281 человек. В том числе: орденом Ленина — 6 человек, орденом Красного Знамени— 112, орденом Красной Звезды — 109, медалью "За боевые заслуги" — 25 и медалью "За отвагу" — 29 человек.
Мустафаев поздравил Николая Дмитриевича Лугового и меня с награждением орденами Красного Знамени. О своих чувствах говорить не буду. Тем более, что награждение совпало с днем моего рождения.
По отрядам состоялись митинги. Партизаны в своих выступлениях говорили о благодарности Коммунистической партии, Советскому правительству. Они просили передать ЦК ВКП (б), что партизаны Крыма будут и впредь, не жалея сил и самой жизни, сражаться с врагом и приложат все свои силы к тому, чтобы изгнать его с нашей советской земли.
Вечером получил поздравительную радиограмму от Крымского областного комитета партии.
Вчера вместе с группой партизан улетела Надежда Францевна.
Сегодня лечу и я. Не хочется, но наша уважаемая докторша Ольга Георгиевна Приходько, осмотрев меня, заявила:
— Общее истощение, упадок сердечной деятельности. Необходимо немедленно вывезти на "Большую землю".
Приходько открыла у меня столько болезней, что хоть заранее заказывай гроб. Сам же я чувствую, что самое лучшее лекарство, которое может поставить меня на ноги, — это питание и отдых.
Сегодня во второй половине дня пошел дождь вперемежку со снегом. Наши "синоптики" предсказывают: в горах это начало зимы. Возможно, что самолетов больше не будет. На всякий случай решил обойти отряды и проститься с товарищами.
...Сочи. Военный госпиталь. Нас в палате четверо. У каждого прекрасные кровати с чистым, приятно пахнущим свежим бельем, мягкое одеяло из верблюжьей шерсти с пододеяльником. Возле — тумбочка, а на ней ваза с цветами. Уютно, хорошо!
Почти двенадцать месяцев провели мы в лесах и горах Крыма. Нас мочил дождь, заваливал снег, мы мерзли в суровые холода. Зимой и ранней весной нам пришлось спать по 12-14 человек в одной землянке, одетыми, обутыми — каждую минуту можно было ждать сигнала боевой тревоги. Нас донимал голод. Все это не могло не сказаться на состоянии организма. Когда после "санобработки" нас стали взвешивать, я ахнул: год назад весил 76 килограммов, а теперь — 52.
— Ничего, — успокаивала меня санитарка тетя Паша. — Главное — кости целы, а мясо нарастет.
Мне ничего другого не оставалось, как поблагодарить ее за такое утешение и скорее улечься в постель.
Какое это блаженство спать на кровати, на чистом белье и под теплым одеялом!
Проснулся только перед обедом, когда за мной зашли Надежда Францевна, Федя Якустиди, Христофор Чусси и Жора Кувшинников. Они принесли с собой бутылку коньяка "ОС". Распили его в честь нашего благополучного приземления и спустились в столовую.
Сейчас "мертвый час", но мне не спится. Решил засесть за дневник. Вспомнились последние часы, проведенные в Крыму...
Вчера всю вторую половину дня ходил по отрядам и прощался с товарищами, с которыми в лесу так подружился. На душе у меня было тяжело, как это бывает у человека, когда он расстается с близкими и родными. Такими и на самом деле стали для меня Николай Дмитриевич Луговой, Михаил Ильич Чуб, Филипп Степанович Соловей, Николай Ефимович Касьянов, Франц Иосифович Захаревич, Федор Иванович Федоренко, Ольга Федоровна Приходько, Иван Григорьевич Кураков, Игорь Зиновьевич Барановский, Владимир Степанович Кузнецов и многие другие.
— Пора, — поторопил меня Григорий Дмитриевич Назаренко, когда уже стемнело. — Надо идти к посадочным площадкам...
Над Караби нависли тучи, и стал накрапывать дождь. Я уже было решил никуда не идти, думая, что в такую погоду вряд ли будут самолеты. Но Гриша настоял на своем, и мы двинулись в путь. Подходили уже к "аэродрому", когда Назаренко остановился, взял горсть земли, завернул ее в кусочек парашютного шелка и положил в карман. Я хорошо понял его и сделал то же самое.
В 23.05 послышался гул моторов. Вскоре сел первый "Дуглас", а за ним, с интервалом в пять минут, еще два. На соседней площадке садились дорогие нашему сердцу "уточки". На большой площадке "парадом" командовал Михаил Ильич Чуб. Он лично пропускал к самолетам всех тех, кому было положено лететь - на "Большую землю". Нас с Гришей, обняв и крепко поцеловав, посадил в последний самолет. И вот мы в воздухе.
Сегодня в 1.45 минут мы благополучно приземлились на аэродроме в Адлере. Здесь нас встретили друзья, усадили в автобусы и повезли в военный госпиталь в Сочи. Теперь мы здесь блаженствуем, не переставая думать о тех, кто остался там, в суровых Крымских горах, чтобы продолжать священную войну против фашистских захватчиков.
Давно уже не брался за свой дневник. Все это время находился в распоряжении врачей. Заключение сделали такое: строго соблюдать режим, выполнять предписанные процедуры и как можно меньше волноваться. На выписку из госпиталя можно рассчитывать не раньше, чем через два месяца. Пришлось подчиниться. Но, откровенно говоря, с оговоркой. Не легко смириться с госпитальными условиями. Я и раньше не любил медицинские учреждения. И теперь не особенно соблазняла перспектива быть под надзором строгих медиков. А рядом со мной — товарищи по лесу, вокруг нас кипит жизнь "Большой земли", от которой мы так долго были оторваны. Как же не вспомнить былые походы, не поговорить о тех, кто остался в лесу, не обсудить события, происходящие на фронте, по всей нашей стране? И как можно при этом не волноваться?!
Сегодня все неожиданно изменилось. Днем меня пригласили к телефону. Звонили из Крымского обкома партии. Спросили о самочувствии, о здоровье, а потом сказали, что для меня есть интересная работа. О подробностях не говорили, предупредили только, что об этом будет вести разговор один военный, который сейчас подъедет.
Военный скоро появился.
— Старший политрук Саенко, — отрекомендовался он. — Пропагандист политотдела главной военно-морской базы Черноморского флота.
Разговор был недолгий. Меня попросили сделать несколько докладов о партизанском движении в Крыму для моряков, летчиков и личного состава обслуживающих частей. Нужно завтра же вылететь самолетом в штаб флота, а оттуда катером в Поти. Предложение заинтересовало. Не раздумывая, дал согласие.
— Только с одним условием, — предупредил я. — Переговоры с врачами вы берете на себя.
— Ну, с этим "унутренним врагом", — улыбнулся — Саенко, — как-нибудь управимся. Готовьтесь. Завтра утром будет самолет.
Врачи, конечно, категорически запротестовали. Но с ними остался старший политрук — пусть договаривается, а я поспешил к друзьям.
Вечером просмотрел свои записи. Передо мной ожили события минувших дней, живые встали картины нашей борьбы с врагом в крымских лесах, люди, которые в тылу противника беззаветно выполняли свой долг перед матерью-Родиной. Обо всем этом предстоит рассказать нашим славным морякам-черноморцам.
Как-то примут они меня — представителя партизан.
Стремительно летят дни. Они проходят, как кадры в кинофильме. За эти дни встретился с командирами и политработниками главной базы флота, с командами линкора "Парижская коммуна", крейсеров "Красный Кавказ", "Красный Крым" и других кораблей, с летчиками, подводниками. Сделал доклад для агитаторов базы. Менее чем за месяц я выступил 44 раза.
Вспоминается встреча с полковым комиссаром Орловым.
— Наши моряки, — говорил тогда Орлов, — сейчас на Кавказе, а сердцем своим — в Севастополе. Партизанами и их делами интересуются чрезвычайно. Ведь вы воюете там, в Крыму. Тем более, что в ваших рядах немало нашего брата — черноморцев. Вот и о них расскажите. Задерживать долго не будем. Сделайте шесть-восемь докладов и — отпустим...
Шесть-восемь докладов! Как ошибся начальник политотдела. Не успел я сделать первый, как со всех сторон посыпались просьбы выступить и у них. Интересовались буквально всем: общей военно-политической обстановкой в Крыму, жизнью и боевой деятельностью партизан и т. д.
Слушали меня по нескольку часов подряд, задавали массу вопросов, делились своими чувствами и мыслями. Нельзя без волнения читать письма моряков к партизанам, которые они тут же коллективно составляли и, вручая мне, просили переслать в крымские леса. Вот, например, что писали моряки крейсера "Красный Кавказ".
"Славным партизанам и партизанкам Крыма!
Дорогие товарищи!
Своей самоотверженной героической борьбой в тылу немецко-фашистских захватчиков вы оказали и оказываете неоценимую помощь нашей доблестной Красной Армии и Военно-Морскому Флоту. Вам, народным мстителям, мы, гвардейцы крейсера "Красный Кавказ", шлем свой краснофлотский, гвардейский привет и наилучшие пожелания в борьбе с жестоким и коварным врагом...
Ваши беззаветные подвиги воодушевляют нас на усиление борьбы с фашистскими захватчиками... Сообщаем вам, дорогие товарищи, что мы будем бить врага всей мощью своего оружия еще крепче, еще сильнее. Будем бить его до полного разгрома и уничтожения. Заверяем вас, что гвардейское знамя, которое мы завоевали в жестоких боях с врагом, будет и впредь в наших надежных руках. Мы его гордо и с честью пронесем в любых боях и сражениях. Гвардейцы крейсера "Красный Кавказ" никогда не были и не будут в долгу перед своей любимой Родиной и народом, сынами которых они являются...
Дорогие друзья, мы скоро придем и всей мощью и всей силой своего оружия ударим по врагу с фронта, и вы беспощадно бейте его с тыла. Совместными сокрушительными ударами мы разгромим и уничтожим всех до единого фашистских мерзавцев, освободим от них наш родной Крым и всю нашу советскую землю".
Моряки крейсера, где командиром капитан первого ранга Михаил Федорович Романов, писали:
"Товарищи партизаны!
Мы слышали, что пришлось вам и голодать, и холодать, и долгими месяцами жить без крова над головой, и терять, лучших, любимых товарищей, братьев по борьбе. Знайте же, родные друзья, что ни одна капля вашей драгоценной крови, ни один ваш тяжелый вздох не останется без мести... Мы знаем, товарищи, что вам трудно и порой тяжело. Но уже бьют наши немца на Волге, под Ржевом, у Великих Лук, и недалек тот час, когда мы придем поддержать вас всем жаром морского сердца и всей мощью нашего грозного оружия. И вы тогда сольетесь с нами в единую силу, все сметающую на своем пути.
У вас в Крыму оставили мы, черноморцы, сердце свое — Севастополь, Так пусть же знают гады, что это сердце живет и бьется в вашем мужестве, в вашей непоколебимой стойкости, в вашей неприступности. Вы, партизаны, — огромная сила. Вы так лупите гитлеровцев, что они, как огня, боятся вас. Потому они и набрасываются на вас с танками и самолетами. Но вас не запугаешь!.. Вы видели и знаете, велика ли сила немецкого танка, когда он нарвется на смелого советского витязя. Мы не говорим вам, товарищи, "держитесь крепче!", и без наших слов вы держитесь на удивление всего народа, на радость Родине, на страх и ужас врагам. Но мы говорим вам одно: когда приходится вам трудно, то помните каждую минуту, что весь советский народ — с вами, что наша великая партия — с вами. По всему фронту от Баренцова до Черного моря день и ночь гремит не смолкая советское оружие, — и все оно, до последней винтовки, бьет врага — за наш народ.
Клянемся вам нашей морской честью: мы все сделаем, все силы приложим, чтобы помочь вам скоро и хорошо. Мы найдем средства приблизить тот час, когда снова выпадет нам счастье подойти к крымскому берегу и уплатить вашему и нашему врагу все, что ему причитается, треснуть его так, как положено по морскому уставу и сердцу.
Враг хочет поработить наш народ, а мы слушали про вас и думали: попробуй поработи таких! Спасибо вам, товарищи, за вашу доблестную борьбу, вашу гордую, самоотверженную жизнь. Недолго врагу поганить нашу землю. Помните, что на великом, всенародном празднике нашей победы первое место будет вашим. Ждите — мы скоро придем в наш родной Крым, гоня и истребляя врага".
Слова и письма... Это — думы единой семьи советских людей. Их неодолимая решимость — разгромить фашистских оккупантов, освободить человечество от страшного чудовища...
Крым
Книги
Дневник партизана
Тетрадь тринадцатая