Крым
Книги
Дневник партизана
Тетрадь четвертая
Снова у себя "дома", в штабе района на горе Средней. Теперь можно подвести итоги всему, что мы увидели и испытали за десять дней пребывания в Колайском, Сейтлерском, Бишкеком и Зуйском отрядах.
Разведчики принесли страшную весть. На днях в предгорной деревушке Айлянма Карасубазарского района произошел случай, который потряс сердца партизан и жителей соседних деревень.
Немецко-фашистские негодяи, озлобленные безуспешной борьбой с Красной Армией под Севастополем и с партизанами в горах и лесах Крыма, всю свою ненависть обрушили на ни в чем не повинных мирных граждан. В Симферополе, Ялте, Феодосии, Карасубазаре и других городах Крыма оккупанты зверски истребили всех евреев, крымчаков и цыган. Теперь они взялись за уничтожение остального населения.
В субботу утром в Айлянму вошел фашистский отряд из 250 солдат и офицеров. Командовал ими майор Вейц. Оцепив деревню со всех сторон, гитлеровцы арестовали 18 женщин и детей, загнали их в речку Малая Карасевка, продержали около часа в ледяной воде на трескучем морозе, а затем расстреляли.
Когда партизаны пришли в Айлянму, убийц там уже не было. Перед глазами открылась ужасная картина: расстрелянные матери лежали в воде в обнимку с детьми. Среди них оказалась тяжело раненная жена председателя Чермалыкского сельсовета Дарья Постронко с мертвой четырехмесячной дочкой на руках. Ее с трудом удалось привести в чувство. Теперь она находится в санитарной землянке Джанкойского отряда. Состояние женщины очень тяжелое.
Состоялся партизанский митинг. Выступая на нем, Василий Степанович Чумасов сказал:
— Я знаком с немецкими оккупантами по первой мировой войне 1914—1917 годов и по 1918 году, когда они были в Крыму. Тогда они тоже зверствовали, но сейчас совсем распоясались — не жалеют даже детей и женщин. Будем мстить этим извергам, мстить беспощадно.
Бывший учитель Караджиев — один из наших лучших партизан-снайперов — заявил:
— Гитлеровцы задались целью физически истребить значительную часть нашего народа. Почему? Да только потому, что они советские люди, потому, что они патриоты своей Родины.
Крым за свою многовековую историю видел многих "завоевателей". Здесь были эллины и сарматы, римляне и греки, готы и гунны, турки и хазары, римляне и татары... Самые чудовищные их преступления бледнеют перед тем, что творят теперь немецко-фашистские захватчики. По характеру и размерам своих злодеяний они превзошли самые мрачные времена Чингисхана. Но придет день расплаты! Айлянминскую трагедию мы никогда не забудем и фашистским захватчикам этого не простим.
Последним на митинге выступил командир отряда Иван Павлович Рюмшин.
— Мои дорогие товарищи, — взволнованно начал он. — Никакие карательные отряды, никакие зверства и провокации фашистских разбойников не сломят нашей воли к борьбе. Своими злодеяниями враги учат нас быть жестокими и беспощадными в борьбе с ними. Им никогда не будет пощады с нашей стороны. Смерть и только смерть ждет их всех на нашей земле.
Потрясенные тем, что произошло в Айлянме, мы с комиссаром написали письмо и разослали по отрядам. Рассказав о трагической гибели жителей деревни и зверствах фашистов, письмо призывало к усилению активных боевых действий партизан, к уничтожению фашистов. Заканчивалось оно словами: "...Подымайте ярость партизан и партизанок против бешеных гитлеровских собак и их пособников. Уничтожайте всю эту фашистскую сволочь. Примите все меры к защите мирных советских граждан от расправы фашистских извергов".
Подъем у нас обычно начинается с рассветом. Утренний туалет партизана занимает немного времени. Потом завтрак, смена постов и подготовка людей к выходу в разведку, на диверсию и т. д. Через час-два весь личный состав отрядов, как правило, находится в полной боевой готовности.
До сих пор противник вел нападение на партизан чаще всего в первой половине дня. В течение этого времени партизаны и сохраняют боевую готовность. Во второй половине дня свободные от нарядов партизаны настраиваются на мирный лад: готовят обед, чистят оружие, стирают белье, ремонтируют обувь и одежду, моются, бреются, отдыхают.
К сожалению, таким настроением заражена и часть командиров групп и даже отрядов.
Сегодня в штабе района на военном совещании я потребовал усилить бдительность, быть готовыми к встрече с врагом в любое время суток.
Все эти дни партизанские группы активно действуют на коммуникациях противника. Наиболее удачной оказалась операция группы биюкчан под командованием Давида Абрамовича Абрамова на шоссейной дороге Симферополь — Алушта в районе Таушан-Базара. Партизаны уничтожили мост и две грузовые автомашины с солдатами, сняли двести метров телефонного провода. Сегодня утром группа Ивана Даниловича Сагана на феодосийской дороге уничтожила три автомашины с проволокой. Ивану Даниловичу сегодня исполнилось 50 лет. Мы горячо поздравили его с победой и с днем рождения.
Говорят, у артиллеристов существует такое правило: "не вижу — не стреляю". А между тем вражеские артиллеристы действуют по-другому. В ответ на партизанскую диверсию они почти весь день обстреливали горы и лес из пушек и минометов. Партизаны потерь не имели. Они говорят: "Когда собака бессильна укусить человека, она лает". Решив пустить в ход артиллерию и минометы гитлеровцы, видимо, надеялись нас запугать.
Под вечер пришли связные от Федора Павловича 1. Четверо суток они добирались к нам. Федор Павлович сообщил о "новом порядке", который установили фашисты в Симферополе. Жизнь в городе замерла: света нет, трамваи не ходят, театры, кино, школы не работают, торговля ведется из-под полы, цены на продукты очень высокие. Жители идут в деревню и там обменивают вещи и одежду на продукты. Выехать из города без пропуска невозможно, а пропуск можно получить только за взятку.
1 Кличка оставленного нами в Симферополе товарища.
В первые дни прихода в город оккупанты расстреляли около трехсот человек за "грабежи", а через неделю повесили на трамвайных столбах восемнадцать человек за "убийство" немецкого солдата. В первых числах декабря они расстреляли десять евреев за "неявку" на регистрацию, а потом приступили к массовому уничтожению не только евреев, но и всех цыган, крымчаков.
Все так называемые "грабежи", "убийства", "неявки" на регистрацию — это только предлог, грубая фальшивка и выдумка для того, чтобы терроризировать советских людей.
По всему Крыму прокатилась волна арестов коммунистов, комсомольцев, бывших красногвардейцев, партизан гражданской войны, активистов. Причем в городах "операция" проведена в основном по абонементным телефонным книгам. У фашистских главарей логика проста: раз в квартире есть телефон, значит, — ответственный советский работник, а потому подлежит аресту.
Террором и убийствами фашисты хотят поставить наших людей на колени. Ничего у них не выйдет.
Организующую роль коммунистов в наших отрядах трудно переоценить. Большевики-партизаны с первого дня показывают пример стойкости, дисциплины и храбрости в бою. Они сплачивают бойцов вокруг командиров. Влияние членов и кандидатов партии на остальных партизан очень велико. Они вместе со всеми делят и невзгоды и радости, едят из одного котелка, одну папиросу курят вместе. Лучшие из партизан идут в ряды партии.
Отсутствие радио и другой связи с "Большой землей", газет и журналов осложняет политико-воспитательную работу. Но наш политсостав, коммунисты и комсомольцы не опускают рук. В беседах, рассказах о боевых делах товарищей они находят пути к сердцам людей, вселяют в них веру в победу.
Вчера вечером мне пришлось быть в Джанкойском отряде на беседе, которую проводил комиссар отряда Петр Николаевич Клеветов. Мне понравились содержание беседы, язык, каким комиссар говорил. Он не ораторствовал, не митинговал, а разговаривал просто, убедительно.
— Слышал я, отдельные люди сомневаются, — начал Клеветов. — Далеко, мол, забрались в нашу страну немецко-фашистские войска, не выдюжим мы, пожалуй. Давайте вместе подумаем, правы они или нет. Не возражаете?
— Просим, просим, — раздались голоса.
— То, что мы потеряли значительную часть территории, — продолжал комиссар, — конечно, плохо. Но сегодня мы ее потеряли, а завтра вернем обратно. Было уже не раз в истории страны, когда враги захватывали наши земли. А что потом получалось? Выгоняли их, как собак. Так было в дни Отечественной войны 1812 года. Так было в период гражданской войны. Так будет и теперь. Немецко-фашистские захватчики будут изгнаны с нашей священной земли. И тем скорее, чем лучше мы, партизаны, будем помогать армии бить врага. Не сегодня, так завтра, не завтра, так послезавтра, все равно Красная Армия с нашей помощью сломает Гитлеру хребет.
Каждое слово Петра Николаевича запоминалось. И я подумал: какое это великое дело обладать даром речи, уметь несколькими словами выразить все, что надо.
"10.000 рублей за голову Мокроусова!" Под таким заголовком оккупанты выпустили листовку на русском и татарском языках. Листовка кончалась призывом к населению Крыма живым или мертвым доставить Алексея Васильевича немецким властям.
Командование гитлеровских войск, очевидно, уже убедилось, что одними военными мерами партизанское движение не ликвидировать. Наряду с усилением вооруженной борьбы против нас оно стало применять новые методы: провокации, засылку своих агентов со шпионскими и террористическими целями.
Вчера, утром на заставе Джанкойского отряда был задержан некий П. А. Соболев. На допросе он сознался, что, находясь в симферопольской тюрьме, был завербован гестапо и направлен в карасубазарскую комендатуру. По ее заданию он и явился в лес для установления расположения постов, застав, лагерей, отрядов и совершения диверсий. Разоблаченный предатель и агент гестапо партизанами расстрелян.
Сегодня под вечер джанкойцы привели в штабную землянку молодого человека лет двадцати пяти. На нем хорошие кожаные сапоги, ватные брюки и теплая фуфайка, под ней гимнастерка без всяких знаков различия, на голове серая армейская шапка-ушанка. Неизвестный вел себя неспокойно, нервничал, отказывался говорить.
— Долго в молчанку играть будешь? — не выдержал я.
— С врагами и предателями говорить не хочу.
— Какие же мы враги? Здесь все партизаны.
— На лбу у вас не написано.
Пришлось пойти на крайнюю меру: показал свой партийный билет. Раскрыли их и другие товарищи. После этого молодой человек выпорол из шапки воинское удостоверение. Выяснилось, что неизвестный — сержант Михаил Андреевич Захарчук, старший радист разведуправления штаба фронта.
От Захарчука мы узнали, что 16 декабря он вместе с другим радистом, Василием Ивановичем Добрышкиным, ночью был сброшен на парашюте в лес в районе Орталан — Кокташ.
Штаб фронта поручил разведчикам вести наблюдение за передвижением противника на дорогах и данные передавать командованию. Две недели Захарчук и Добрышкин находились в лесу. Они слышали перестрелки, которые часто велись вокруг, но боялись обнаружить себя. Четыре дня назад радисты съели последнюю плитку шоколада. Решили достать продуктов. В поиск ушел Добрышкин и пропал. Он унес с собой батареи для рации, а рацию Захарчук спрятал. Все эти дни бродил по лесу, не зная, куда деваться.
— Мы не одни такие, — сказал в заключение сержант. — Несколько пар радистов были посланы до нас.
Готовились и другие группы.
Сегодня в ночь уходят две группы партизан — одна за рацией, другая — на поиски Добрышкина. Какое это было бы счастье для нас, для дела, если бы удалось установить связь со штабом фронта. Какие ценные разведданные о противнике мы можем передавать!
"Иван Гаврилович! Очень прошу Вас прийти к нам и вместе с нами разделить нашу радость".
Получив такую записку от командира Джанкойского отряда Рюмшина, мы с Поповым немедленно отправились в путь.
В штабной землянке, переполненной партизанами, царило праздничное настроение. Что же всех так обрадовало?
— Смирно! — скомандовал Рюмшин. Отдав рапорт, он представил мне для доклада командира группы Василия Филипповича Шашлыкова. Его группа час назад вернулась с операции.
— Мне докладывать труднее, чем воевать, — смущенно мялся он.
— Не скромничай, не скромничай, Василий Филиппович, — подбодрил его Рюмшин. — Расскажи поподробнее.
— В общем устроили фрицам новогодний подарок, — начал свой рассказ Шашлыков. — Участвовали в операции двенадцать бойцов. Вышли мы вчера вечером. Вел нас по горам и оврагам, мимо вражеских застав разведчик, сын председателя Чермалыкского сельсовета комсомолец Ваня Постронко. Хорошо зная эти места, он вывел группу к дорожной будке Чокрак, между Бахчи-Эли и Орталаном на Феодосийском шоссе. Ночью я произвел рекогносцировку местности, расставил силы. Место для нападения избрали очень удобное.
На рассвете к нам подошла группа партизан из отряда № 15 во главе с лейтенантом комсомольцем Георгием Красовским. Общее командование принял я.
Врага ждали недолго. Часов в семь со стороны Феодосии послышался шум моторов. Вскоре мы увидели, как с горы на предельной скорости мчались три автомашины, покрытые брезентом. Подпустив их метров на 40-50, открыли огонь. Первыми же выстрелами водители были убиты, и машины свалились в кювет. Из них стали выскакивать фашистские офицеры. Партизаны расстреливали их на ходу. В течение каких-нибудь десяти-пятнадцати минут все было кончено. На месте осталось 64 трупа.
Василий Филиппович замолчал. Подумав, сказал:
— Не могу понять, почему все убитые нами почти одни офицеры.
Командир группы с похвалой отозвался о действиях всех бойцов. Настоящими героями оказались пулеметчики Яков Осипович Белоусов и Иван Павлович Гостев, партизаны: Костя Кириллов, Ваня Постронко, Андрей Колтунов, Александр Лещенко, Александр Калныш, Вася Мелещенко, Ваня Хавриенко и Николай Минченко. В бою погиб Михаил Ильич Сафронов.
Товарищ Шашлыков до войны был рабочим в совхозе, действительную службу проходил на Черноморском флоте матросом. Сейчас ему под сорок. Здоров, подвижен и удивительно энергичен. За личную храбрость и умелое командование пользуется большим авторитетом среди партизан. В качестве командира группы он уже провел несколько очень удачных боевых операций.
Как жаль, что отсутствие связи не дает возможности представлять к награждению товарищей, отличившихся в боях. Пришлось ограничиться только крепким рукопожатием и вынесением благодарности.
С Иваном Павловичем Рюмшиным — командиром Джанкойского отряда — впервые познакомился в Карасубазаре 14 сентября, куда он прибыл руководить закладкой баз для отряда. Мы вместе с ним ездили и ходили по лесу и уже тогда подружились. Перед войной он три года работал в райисполкоме. Жену и детей Иван Павлович эвакуировать не успел и перевез в деревню Сартана. Кто-то выдал их. Жену месяц назад арестовали, а затем выпустили и установили за ней наблюдение. Гестапо надеялось, что муж появится проведать семью и тогда удастся схватить его.
Не было сомнения в том, что гестаповцы намерены повторить с семьей Рюмшина то же, что они проделали с семьями Назаренко и Кузьменко: арестовать, а не появится муж — расстрелять.
Вчера Иван Павлович поделился со мной своим горем, потом попросил:
— Разрешите мне за своими сходить? Может быть, удастся выручить.
— Гестаповцы только и ждут вас, — не согласился я. — Вам нельзя там появляться. Выручать надо, но пошлем в деревню других. Найдутся такие смельчаки?
— Конечно, — обрадовался Рюмшин. — Только поручите.
Рюмшин назвал несколько фамилий. Мы остановились на двух партизанах: Чернове и Жучкове.
Операция прошла удачно. Вот что рассказал о ней Чернов:
— Вышли мы с Жучковым с наступлением темноты. С большим трудом часам к десяти вечера добрались до опушки леса, откуда до Сартаны совсем близко. Через несколько минут подошли к деревне. Домик, где жила семья Рюмшина, находился на противоположном конце, около конюшни. Чтобы не нарваться на засаду, мы ползком обогнули деревню и вскоре добрались до конюшни. До дома не более пятидесяти метров. Но что это? В окнах темно...
— Неужели опоздали? — прошептал Миша.
То же подумал и я, но вслух сказал:
— Просто не зажигают огня.
Мишу с автоматом и гранатами оставил у конюшни, а сам направился к дому. Осторожно постучал в окно, но ответа не последовало. Стучу вновь, и снова тишина. Подхожу к дверям — замок. "Все кончено", — мелькнула мысль.
Возвращаюсь к Мише, советуемся. Решили спросить о судьбе семьи командира у соседей. Миша снова остается в дозоре, а я иду к ближайшему дому. Стучу в окно, слышу испуганный женский голос:
— Кто там?
— Свои, откройте, — тихо прошу я.
Дверь открылась, и на пороге появилась высокая женщина. Увидев вооруженного человека, испугалась еще больше.
— Не бойтесь. Партизаны мы. Скажите, куда пропала Рюмшина?
— Здесь она, у меня, — обрадовалась женщина и торопливо провела в дом. Не зажигая огня, сказала: — Слух прошел: сегодня ночью семью Рюмшиных заберут в гестапо. Вот я и взяла Екатерину Петровну с детьми к себе.
Хозяйка провела меня в соседнюю комнату. Посветив фонариком, я увидел Екатерину Петровну с детьми. Все они спали на полу, тесно прижавшись друг к другу. Рядом с матерью лежали девятилетняя Нина и пятилетний Миша, а у стены, свернувшись калачиком, безмятежно спал трехлетний Володя.
Осторожно, чтобы не проснулись дети, я разбудил Екатерину Петровну. Увидев меня, она испугалась.
— Мы от Ивана Павловича, — стараюсь успокоить Рюмшину. — За вами пришли. Собирайтесь быстрее.
Сборы были недолгими. Одев детей, зашли в дом к Екатерине Петровне и взяли необходимые вещи. Миша по-прежнему оставался в дозоре, а мы стали осторожно пробираться задворками к лесу. Через несколько минут были уже на опушке. Здесь дождались Жучкова и двинулись в обратный путь. У вершины горы нас встретил специально высланный товарищ. Он помог нести детей. В пять часов прибыли в расположение отряда.
Трудно передать словами радость, с которой встретили семью своего командира все партизаны. Когда дети бросились обнимать отца, у многих на глаза навернулись слезы.
В последние дни стало заметно, что фашисты готовятся к Новому году. Из деревень они везут кур, гусей, свиней, яйца, масло, молоко, овощи, а с Южного берега Крыма и из Судака, Капсихора — фрукты и вино. Партизаны совершили несколько налетов на обозы врага и значительно пополнили свои продовольственные запасы.
В отрядах собираются встретить Новый год. Не обошлось без "дипломатии". Вначале нам многие отряды прислали приглашения принять участие, а затем пришли просить разрешение на проведение новогоднего вечера.
Пришлось разрешить устройство вечеров. Поставили условие: посты, заставы и охрана лагерей будут усилены, и на "столах" не появится вино.
Присутствовать на встрече Нового года в каком-либо отряде нам не удалось. Вот уже месяц, как я приглашаю командира первого района Сацюка прибыть к нам для согласования совместных действий против врага на шоссейной дороге Симферополь — Феодосия. Но Сацюк сам не приходит и не отвечает на наши письма. Мы с Поповым решили завтра, первого января, отправиться туда сами.
Поздно вечером возвратились группа Ващенко и Михаил Захарчук. Они принесли рацию, но второго радиста и питание для нее не нашли. Принял меры к розыску Добрышкина.
Хотели лечь спать пораньше, но ничего не получилось. Все же привыкли встречать Новый год. Почти в полночь сели за стол. На ужин получили по две лепешки, суп из галушек и картофельное пюре. Ни вина, ни спирта у нас нет. Нехотя принялись за еду, но сухая ложка, как говорится, рот дерет. Неожиданно Надежда Францевна громко рассмеялась. Все сидящие в землянке с недоумением посмотрели на нее.
— Мужчины вы, мужчины, — лукаво улыбаясь, сказала она. — Разве можно встречать Новый год без вина? Так уж и быть, исправлю вашу ошибку.
Она достала свой рюкзак, вытащила из него бутылку вина. Да какого: мускат черный 1932 рода из подвалов "Магарача"!
Все оживленно зашевелись. Каждый ждал своей доли. И хотя она составляла всего один глоток, были рады и этому.
— Для такого напитка нужна другая обстановка и другие условия, — сказал, смакуя вино, Лобов. — Теперь я знаю, что такое черный мускат. Как жаль, что его так мало!
— С Новым годом, товарищи! — прокричал дежурный по штабу Павел Кузьменко. — Во дворе уже 1942 год, вставайте!
Вставать не хотелось, но дежурный настойчив, всех растормошил, и мы вскоре уже были на ногах.
В землянку вошел Григорий Назаренко. Потирая руки, он сказал:
— А морозец что надо!
Позавтракав, отправляемся в путь. Еще темно. Только на востоке за горами видна занимающаяся заря, и на вершинах гор стало заметно, как уходит ночь и наступает день.
Впереди, как всегда, идет Назаренко, за ним я, потом Попов, за ним Касьянов и замыкающим — Кузьменко. От горы Средней до горы Сугут-Оба, где находится штаб первого района, по прямой около двадцати километров. Но нам приходится идти не прямо, не по дорогам и тропкам, а подальше от них, и расстояние удваивается. До своей цели добрались уже вечером.
Судакчане встретили нас очень хорошо и сообщили приятную новость о высадке наших десантов в Керчи и Феодосии. Среди партизан царит всеобщее ликование. Мы вместе со всеми радовались победам Красной Армии над врагом. После прекрасного обеда, каким нас здесь угостили, состоялось совещание. На нем присутствовали командир первого района Сацюк, комиссар Беликов, начальник штаба Захаревич и начальник разведки Валеулин. От второго района я, Попов и Касьянов. Разговор шел о совместных действиях против врага. Наша задача — оседлать дорогу Симферополь — Феодосия и лишить противника возможности передвигаться по ней. Одновременно мы должны организовать налеты на гарнизоны противника в населенных пунктах. Это очень важно не только в военном, но и в политическом отношении. Весть о захвате партизанами той или иной деревни разнесется по всему Крыму и будет способствовать усилению антифашистских настроений среди населения.
В обсуждении приняли участие почти все. Пришли к единодушному мнению: организовать совместные выступления. Их мы наметили провести третьего января, одновременно напав на противника в деревнях Баксан, Ени-Сала, Орталан, Топлы, Салы и др.
Вечером в штаб района пришли командиры отрядов: Феодосийского — Мокроус, Старо-Крымского — Водопьянов, Кировского — Безногов и Судакского — Юсупов. С ними мы окончательно уточнили место и время нападения на врага.
Вчера рассвет застал нашу группу на пути в Карасубазарский отряд. Через несколько часов мы были уже там. Здесь нас ждала приятная новость: разведчики привели второго радиста комсомольца Василия Добрышкина. Голодный, он много дней один бродил по лесу, но не бросил батареи. Теперь питание для рации у нас есть.
Вызвали командиров и политруков групп. Перед отрядами поставили задачу в течение суток занять деревни Орталан, Кокташ и выйти на дорогу Симферополь — Феодосия.
Не задерживаясь у карасубазарцев, поспешили в штаб района. Здесь составили приказ. В нем сообщалось о высадке десантов в Феодосии и Керчи и ставилась задача утром 3 января всем отрядам выступить и разгромить вражеские гарнизоны пригородных деревень, организовать нападения на части противника, идущие по дорогам Симферополь — Феодосия, Алушта — Судак, Алушта — Симферополь, Ускут — Карасубазар, разрушать мосты, устраивать завалы, рвать телефонные и телеграфные провода. Приказ срочно разослали по отрядам.
Сегодня стоит такой крепкий мороз, что дышать трудно. "Не повлияет ли это на наших крымчан?" — думалось мне. Но нет. Вскоре после рассвета донеслись звуки первых выстрелов. Это партизаны неожиданно для противника на широком фронте обрушили огонь своих автоматов, пулеметов и винтовок на вражеские посты, заставы и гарнизоны в деревнях. Противник пустил в ход минометы и артиллерию. Бои с каждым часом разгорались сильнее. Стали поступать донесения: отряд № 15 в 12.15 занял лесничество и деревню Айлянма; Джанкойский отряд к этому же времени занял деревню Чермалык; карасубазарцы овладели деревней Кокташ; Колайский отряд вошел в Камышлык.
Поздно вечером принесли донесение от Чуба. Он писал: "Согласно Вашему приказу в 10.00 отряд занял исходные рубежи для занятия Ени-Сала. Бой окончился полным разгромом врага. В 17.30 деревня была занята нашим отрядом. В бою противник потерял 6 солдат убитыми и около 15 ранеными. С нашей стороны потерь нет. Взяты трофеи: пароконная подвода, груженная личными вещами, подвода с хлебом и одна полевая радиостанция английского производства. Завтра на рассвете выступаю с целью занятия д. Кишлав".
Без потерь с нашей стороны мы заняли пять деревень. Жители всюду восторженно встречают партизан.
От населения мы узнали, что разгромленная на днях группа из 64 офицеров была из состава феодосийского гестапо. Бандиты бежали на автомашинах из Феодосии во время высадки там нашими войсками морского десанта. Всех их похоронили в Бахчи-Эли, а восемь оцинкованных гробов на самолетах были отправлены в Германию. Видимо, это были фашистские зубры.
Вчера ичкинцы после непродолжительного боя заняли деревню Кишлав и перерезали дорогу Карасубазар — Ускут. Успешно действовали и другие отряды. После того, как мы закрепились в уже занятых деревнях, сегодня я издал приказ по штабу района № 21, в котором поставил каждому отряду конкретные задачи по занятию населенных пунктов.
Кое у кого вызвало недоумение указание в приказе о конфискации у предателей продовольствия и завозе его в лес. Я заметил, что не все поняли задачу. Ведь мы ждем со дня на день прихода Красной Армии и освобождения Крыма от оккупантов. Так зачем же снова думать о лесе? К сожалению, среди этих людей были и командиры отрядов. Пришлось крепко поговорить с товарищами, разъяснить обстановку. Так или иначе, но к вечеру первые подводы с картофелем и мукой были направлены на базы.
Сегодня произошло большое событие. Несколько дней радисты пытались установить связь со штабом фронта, но ничего не получалось. Захарчука и Добрышкина, очевидно, считали погибшими и на их позывные не отвечали. Наконец сегодня в 3.15 девушка-радистка с "Большой земли", шаря по эфиру, напала на Михаила Захарчука. Ко мне прибежал Добрышкин, поднял с постели и от радости мог только сказать: "Соединились! Соединились!"
Пошли к Захарчуку. Тот весь кипел от возмущения.
— Товарищ начальник! Радистка не верит, что я жив. Велела ждать вызова в 5.00 на этой же волне.
— Не ругаться, а радоваться надо, — сказал я. — Важно, что связь установлена, узнали там, что вы не пропали, а это главное. Ждать до пяти часов не долго.
Сказал, а самому не терпится. Каким длинным казалось нам ожидание! Наконец, заработала рация, и Захарчука засыпали вопросами.
Озлобленный Михаил отстучал: "Ниночка, ты дурочка, передай от меня и Васи привет Лене и всем девчатам".
Девушка ответила: "Выходите в 7.00 и 13.00".
Передача прервалась. Вновь соединились в 7.00. Послал в штаб фронта первую шифрованную радиограмму. Ответа пока нет. Это меня волнует.
После тщательной разведки и хорошей подготовки сегодня на рассвете партизанские отряды с боем заняли деревни Орталан, Бешуй, Соллар, Кокташ и Сартана. Наши боевые оперативные группы проникли в деревни Тайган, Куртлук, Каперликой, Еленовка. Теперь мы подошли вплотную к шоссейной дороге Феодосия — Симферополь. Примем все меры к тому, чтобы сделать ее непроезжей и непроходимой для врага.
В освобожденных деревнях население радушно встретило партизан. Каждый стремится пригласить кого-нибудь из бойцов к себе и угостить "чем бог послал". Многие снабжали партизан бельем, теплыми носками, рукавицами, обувью и даже полушубками.
Наши политработники провели в деревнях митинги. К сожалению, не удалось избежать ошибок. Отряд № 18, руководимый капитаном Исаевым и комиссаром Бединым, должен был первым занять деревню Бешуй. Однако он вошел в нее только после того, как ее заняли другие отряды.
Пришлось командира и комиссара за необеспеченность руководства отрядом и за неточность выполнения моего приказа с должности снять. Исаева направили командиром группы в отряд № 15, а Бедина — рядовым бойцом в Ичкинский отряд. Командиром отряда № 18 назначен старший лейтенант Иван Кураков, а комиссаром — старший политрук Мирон Егоров.
В бою за Соллар погиб партизан Джанкойского отряда, любимец всего личного состава комсомолец Костя Кириллов. В сумерки на окраине деревни под развесистым дубом партизаны похоронили молодого патриота. Проводить его в последний путь пришли и местные жители. Врач отряда Яша Рубан на смерть отважного бойца написал стихотворение. Заканчивается оно чудесными словами:
Мы к солнцу пробьемся сквозь дым и туман,
И снова сады зацветут,
И люди припомнят лихих партизан
И песню о Косте споют!
Прибыли связные Зуйского отряда. Литвиненко и Луговой сообщают, что ими занята деревня Тав-Кипчак. Бой длился несколько часов. Противник оставил 8 убитых, а раненых увез с собой. В другой схватке уничтожены три грузовые автомашины с девятью солдатами.
Донесения получены и из других отрядов. Сейтлерцы передают, что ими уничтожены две автомашины. Биюкчане активно оперируют на алуштинской дороге. Вчера во второй половине дня объединенные силы Ичкинского и Колайского отрядов с боем заняли деревню Камышлык. Уничтожено 12 солдат, захвачено много трофеев.
Сегодня утром на рассвете группа партизан Карасубазарского отряда под командованием Василия Тимохина на феодосийской дороге совершила налет на две вражеские автомашины. На грузовой уничтожено 10 солдат, в легковой 3 офицера. Захвачены ценные штабные документы, пистолеты и крупная сумма немецких марок.
Под вечер в штаб пришел Городовиков и рассказал, что вернулась из разведки группа Владимира Мамасуева и Ивана Осьмина — опытных и боевых лейтенантов. По их заявлению, на дороге Карасубазар — Старый Крым движения противника нет. За день прошли всего две автомашины, да и те уничтожены карасубазарцами.
— Никак не могу разобраться, — сказал Городовиков. — Странными мне что-то кажутся слова лейтенанта.
Нельзя было не согласиться с ним. Все наши наблюдения, данные разведки говорят о том, что из Симферополя на Феодосию движется большое количество войск противника. От Карасубазара же на Феодосию никакого движения нет. Куда делись войска? Надо проверить.
Утром у меня состоялась интересная беседа с местным жителем, колхозным чабаном Муратовым. Ему уже, вероятно, за шестьдесят, но выглядит он очень бодро. Одет был, как обычно одеваются все чабаны в такую погоду: теплая овчинная шуба, смушковая шапка, постолы и с неизменной герлыгой в руках и чабанским ножом за поясом. С утра Муратов искал "старшего начальника" и о цели своего прихода ни с кем не желал говорить. Ващенко привел его ко мне. Отказался на людях разговаривать и со мной. Мы вышли во двор, и там, под навесом у сарая, он спросил меня:
— Скажи, ты будешь советская власть?
— Нет, — ответил. — Я только ее представитель.
И старик рассказал о том, что он колхозный чабан, в его стаде 234 головы овец. Вот уже два месяца он их пасет, кормит и заботливо бережет. Когда гитлеровцы подъезжают к деревне, он гонит овец в сторону леса. Так ему удалось спасти стадо.
— Трудно, ох, как трудно пасти сейчас, — жаловался старик. — Заберите у меня всех овец, только выдайте расписку с законной печатью.
— Товарищ Муратов, — сказал я, — вы честный и хороший человек. Вы спасли колхозных овец, и за это вам большое спасибо. Но взять их мы не можем — в лесу без корма они подохнут. За овцами вы продолжайте ухаживать.
— Плохо. И мне и овцам погибать придется, — с горечью сказал старик.
— Давайте договоримся так: мы будем выплачивать вам зарплату, а вы по мере необходимости будете отпускать нам овец по моим запискам.
Чабан согласился, но настаивал на своем: на расписках должна быть печать. Ему придется отчитываться перед правлением колхоза, а расписка без печати — это не документ. Печати у меня, к сожалению, нет. Мы условились вместо печати применять особый знак.
Десять овец мы выдали чабану и подпаску в счет заработной платы, двадцать роздали красноармейским семьям, четыре взял для своего отряда Ващенко.
...Можно считать, что теперь у нас, наконец, установилась регулярная связь по рации со штабом фронта. Сегодня я получил две радиограммы и послал три. В одной из них радировал: "Командующему фронтом. Партизаны второго района контролируют шоссейную дорогу Зуя — Орталан с задачей нарушать коммуникации противника и оттягивать силы на себя от шоссейной дороги к югу. Все деревни, находящиеся вблизи дороги, в наших руках. Мой штаб Бешуях. Сбрасывайте Айлянме питание для рации".
Сегодня утром послал боевое донесение Мокроусову:
"1. За последнюю декаду по району уничтожено 338 вражеских солдат, около 30 офицеров, 15 грузовых автомашин, 2 легковые, 3 танка и 4 подводы. За этот период отрядами уничтожено 15 активных пособников врага. У них изъяты винтовки, много гранат.
2. Отряды заняли населенные пункты от границы Сацюка до колайцев. На участке Орталан — Ливийские дубки взята под контроль шоссейная дорога Карасубазар — Феодосия. На этом участке отряды регулярно уничтожают телефонную и телеграфную сеть.
3. Ведем усиленную разведку на север. Мною ставится задача захвата ряда крупных пунктов, сообразуясь с обстановкой на фронте.
4. В период 16-17 декабря 1941 года в районе были сброшены наши парашютисты с рацией. Сейчас установлена связь со штабом Кавказского фронта.
Захваченная рация еще не освоена. Как только будет пригодна к работе, направим ее вам.
В донесение не вошли результаты боев левофланговых отрядов. От них сведения еще не получены.
Все ваши указания я получил и принял к исполнению".
Совместным ударом отрядов № 15 и Джанкойского захвачена деревня Бий-Эли. Вражеский гарнизон бежал. Вместе с ним пытались скрыться и предатели из местного населения, но партизаны успели их захватить. Изменники Родины расстреляны.
Наконец-то выяснилось, почему прекратилось движение войск противника по шоссе от Карасубазара до Старого Крыма. Оказывается, боясь партизан, гитлеровцы направляют свои части к Феодосии обходным путем — от Карасубазара на Пролом — Бурундук — Карагозы, оставляя далеко в стороне горы и лес. Партизаны согнали противника с важнейшей коммуникации и заставили Манштейна совершать переброску своих войск по проселочной, мало проезжей дороге. Это равносильно выигрышу большого сражения.
Не думаю, что оккупанты и дальше позволят нам хозяйничать на шоссейной дороге Симферополь — Феодосия. Конечно, они пойдут на все, чтобы восстановить важную для них коммуникацию и по ней перебрасывать свои войска и технику. Но в этот критический для противника момент мы должны оставаться здесь и всеми мерами препятствовать ему.
Безусловно, мы сильнее в лесу и горах, чем в открытой и голой степи. Здесь труднее вести борьбу с многочисленным и хорошо вооруженным противником. И все же мы должны оставаться в занятых нами деревнях — это имеет не только военное, но и политическое значение. Население всего Крыма уже знает, что партизаны вышли из лесов и занимают деревни. "Если противник бессилен бороться с партизанами, то ему никогда не победить Красной Армии, наступающей на всех фронтах". Так рассуждает народ.
Вчера в Зуйский отряд пришли группы наших парашютистов под командованием Иванова и Юлдашева. В ночь на 3 января их по ошибке вместо заповедника сбросили с двух тяжелых самолетов в семи километрах юго-восточнее Симферополя у горы Вейрат. Обе группы были обнаружены. Их окружили. Завязался бой. Парашютисты с трудом прорвались и пять дней бродили по горам, пока не встретились с партизанами. Зуяне их встретили хорошо, приняли в свои ряды.
Разведчики принесли несколько листовок, видимо, сброшенных с наших самолетов, с новогодней речью М. И. Калинина. Листовки немедленно распределили по отрядам. Политработники, агитаторы, коммунисты приступили к их читкам среди партизан. Решили провести специальные беседы и среди населения.
Вместе с комиссаром побывали в деревне Чермалык, занятой джанкойцами. В школе, где разместилась группа Ивана Паршина, встретили несколько семей беженцев из Карасубазара и других городов. Познакомились с семьей Залесских.
Дмитрий Львович Залесский — в прошлом поручик русской армии. За мужество и храбрость был награжден георгиевским крестом. До войны много лет работал бухгалтером Карасубазарского отделения госбанка. Его супруга Стефания Яковлевна была директором школы.
— Что заставило вас уйти из Карасубазара? — поинтересовались мы.
— Ненавижу фашистов, — просто ответил Дмитрий Львович. — У меня с немецкими оккупантами старые счеты. До сих пор в груди находится их пуля, которой был ранен летом 1915 года. Но главное, конечно, не это. Ведь я русский, советский человек. К вам в лес хотел, да не успел, к тому же у меня за плечами 54 года и больное сердце. Сделал все, что мог. Управляющий отделением банка Бекиров захватил всю денежную наличность и куда-то скрылся. Остались некоторые ценности и бухгалтерская отчетность. Все это упаковал в ящики, привез сюда и спрятал в надежном месте. В эти дни вынужденного безделья я имел возможность ко многому присмотреться, многое увидеть и понять. И скажу вам...
Залесский замолчал, о чем-то думал несколько минут, а потом продолжал:
— Вот я говорил, что ненавижу фашистов. Теперь я по-настоящему понял, что они из себя представляют. Своими глазами видел, как оккупанты расстреливали ни в чем не повинных людей: женщин, стариков, детей. Они забирают все, что им попадается на глаза, как саранча, поедают все, что могут съесть, вывозят в Германию хлеб, мясо, табак, вино, фрукты, шерсть и даже железный лом.
Я испытал величайшую радость, когда Красная Армия высадила десант и захватила Керчь и Феодосию. Если бы вы видели растерянные и испуганные рожи "завоевателей"!
Мне пришлось быть свидетелем разговора между жившим здесь обер-лейтенантом Оскаром Рихтером и его старшим братом Вильгельмом — полковником, приехавшим откуда-то из-под Керчи. Они совершенно откровенно говорили о своих семейных делах, о положении на фронтах. Полковник сказал брату:
— Когда ошибается молодой человек — это просто ошибка. Когда ошибается офицер-командир — это вызывает кровь. Когда же ошибается государственный деятель — это уже трагедия для народа.
Мне сразу стало понятно, что речь шла о Гитлере. Должен вам сказать, что если среди офицерского состава идут такие разговоры — это уже неплохо...
Среди партизан находилась дочь Залесских Нина.
— Вы знаете что-нибудь о своей дочери? — спросил я мать.
— Нет, — ответила Стефания Яковлевна. — Как ушла накануне прихода оккупантов, так и пропала.
— Она с нами. Жива и здорова.
Дмитрий Львович опустился на стул, дрожащими руками вытащил из кармана носовой платок и стал вытирать слезы, а Стефания Яковлевна как стояла, так и замерла в этой позе. Прошло несколько секунд, прежде чем мать тихим, едва слышным голосом спросила:
— Скажите, это правда... о Ниночке?
— Все правда, — успокоил я, — жива, здравствует, находится лишь в двух километрах от вас. Завтра ждите в гости.
С Ниной Залесской я встретился 18 ноября на горе "Средней" во время боя Ичкинского отряда с румынами. Она вытаскивала раненых из-под огня и тут же на снегу делала им перевязки. Вечером я увидел ее в штабе отряда Городовикова. Возле раненого Баталова стояла среднего роста, красивая, белокурая, с серыми глазами девушка в мужских защитного цвета брюках, в солдатских сапогах, гимнастерке, подпоясанной офицерским ремнем, в серого цвета шапке-ушанке. По виду ей нельзя было дать и двадцати лет, но если учесть, что в 1940 году она закончила пединститут и около года учительствовала в Карасубазаре, то нужно думать, что ей больше.
— Медицинская сестра Нина Дмитриевна Залесская, — представилась девушка. — Бывший педагог, учила уму-разуму детей, а теперь приходится иногда воспитывать и оккупантов. Хотя моя основная работа уход за ранеными, но с автоматом я не расстаюсь...
Рассказав об этом, я с благодарностью посмотрел на отца и мать Залесских. На память невольно пришли слова великого поэта Некрасова:
О, сколько есть душой свободных
Сынов у Родины моей,
Великодушных, благородных
и неподкупно верных ей...
Крым
Книги
Дневник партизана
Тетрадь четвертая