Крым
Книги
Дневник партизана
Тетрадь вторая
Вот мы и в лесу.
Здесь собрались колхозники, рабочие, партийно-комсомольский актив, представители интеллигенции: учителя, агрономы, бухгалтеры, зоотехники и т. д. Что самое характерное — значительное число женщин. Представлен весь многонациональный Крым. Основную массу партизан составляют русские и украинцы.
Цель у всех одна: бороться за свободу родной советской земли, не давать ни минуты покоя оголтелому врагу.
Почти все отряды прибыли организованно. Зуйский, Карасубазарский, Джанкойский, Ичкинский, Сейтлерский и некоторые другие отряды возглавили секретари райкомов партии и председатели райисполкомов. Зуйская комсомольская организация пришла в лес в полном составе.
До сих пор нет связных от Капсихорского, Ускутского и Улу-Узеньского отрядов. Меня это беспокоит. Почему они не дают о себе знать? Не пришел в лес и выделенный нам радист Жданов со своим помощником. Нет до сих пор врача Милославова и медперсонала санчасти района. Отсутствуют начальник разведки и комиссар района.
Временно разместились на перевалочной базе Ичкинского отряда в казарме лесничества Нижний Кокасан. Весь день работали партизаны по переброске продуктов в глубь леса. С перевалочной базы их перевозили на подводах, переносили на спинах в горы, в район лесничества Верхний Кокасан.
Вместе с командиром Михаилом Ильичем Чубом за день облазили горы Скирда и Кара-Тепе. Приняли решение часть продуктов завозить и складывать в зарослях на южном склоне горы Кара-Тепе. В лесничество вернулись поздно. Здесь встретились с пожилым майором.
— Молчанов, — представился он и добавил: — Сегодня утром оккупанты ворвались в Карасубазар. Дорога Симферополь — Феодосия и дальше на Керчь перерезана...
Молчанов ехал на "эмке" из Карасубазара на Ускут. В лесничестве Нижний Кокасан он сделал остановку для того, чтобы "подзаправиться". Чуб распорядился накормить майора и его спутников, снабдить их на дорогу продуктами.
Наконец-то пришли связные Колайского отряда Владимир Линько и Яша Гавриш. Начальник штаба Губарев в докладной записке пишет, что почти весь личный состав находится на месте.
Сегодня утром из Карасубазара вышли две колонны вражеских войск. Одна из них пошла в направлении Феодосии, другая — на юг, к морю, на Ускут, через наш район. Если противник не будет задержан на предгорных рубежах, то через день-два он будет здесь. Разослал по отрядам связных с приказом: в бой с главными силами врага не вступать, отвести отряды поглубже в лес, залечь и зорко наблюдать за движением колонн. Нападать только на мелкие группы и обозы.
Дорога из Карасубазара на Ускут проходит по живописным местам. Вдоль нее тянутся фруктовые сады, виноградники, табачные плантации, а за ними — лес, крутые и скалистые горы. Слева — глубокое ущелье, где внизу, извиваясь змейкой, бежит горная речушка Большая Карасевка. Местами дорога идет, как по карнизу: так узка, что трудно разъехаться двум подводам. Примерно на полпути от Карасубазара до Ускута среди крутых гор и густого леса на небольшой полянке и стоит домик лесничества Нижний Кокасан.
Все эти дни по направлению к Ускуту двигались советские войска. Вчера в деревне Карасу-Баши остановились на ночевку наши части. Партизаны снабдили их продовольствием, а они нас — оружием и боеприпасами. Чуб даже похвалился:
— Наш отряд получил сто винтовок, пулемет, несколько автоматов. Мы создали хороший запас патронов и гранат...
Несколько раньше у нас побывала небольшая группа саперов.
— Лейтенант Карасев, — представился их командир. — Выполняем приказ взорвать дорогу на Ускут.
— Как взорвать? — не поверили мы. — По дороге движутся наши войска, да и партизанам надо еще переправлять по ней продукты.
— Приказ есть приказ, — запальчиво возразил лейтенант. — Он в Красной Армии не обсуждается. Мы не партизаны...
С трудом уговорили ретивого служаку подождать сутки.
И сегодня мимо нас группами и в одиночку идут солдаты, уставшие, небритые, голодные и озлобленные. Каждый из них думает об одном: как бы скорее добраться до Севастополя.
Мы с Чубом и группой партизан стояли у дороги.
Молодой партизан Гриша Рыженко с горечью сказал:
— Бегут!
— Отходят... Это еще не так страшно. Хуже было бы, если бы они в плен сдавались, — проговорил Сергей Николаевич Коновалов. — Отойдут да где-нибудь и остановятся. В 1919 году мы от Мелитополя до Тулы от беляков бежали, а что вышло? Всех побили. Побьем и этих. Дай только срок...
Командир с тремя кубиками на петлицах остановил свою колонну и подошел к нам. От усталости он еле держался на ногах.
— Старший лейтенант Лавров, — представился он. — Веду батальон в Севастополь. Помогите нам продуктами. Со вчерашнего дня люди не ели.
Чуб распорядился отпустить красноармейцам муки, картофеля, крупы, соли, сахару и бычка. Вскоре на полянке и в лесу запылали костры. К ним подошли и партизаны. Они делились с бойцами табаком, салом, луком, фруктами; те в свою очередь передавали патроны, гранаты. Это была самая настоящая товарищеская, братская взаимопомощь!
Петр Иванович Лавров, пообедав с нами, закурил и рассказал:
— Я кадровый офицер. Служил в войсках Ленинградского военного округа. Война застала меня в Кишиневе, куда приехал с особым поручением. Через два дня с маршевой ротой был уже на фронте. С тяжелыми боями наша часть отходила до Перекопа. Надеялись здесь задержаться, думали, на фронте произойдет перелом в нашу пользу. А вот опять отступаем…
Старший лейтенант замолчал, тяжело вздохнул, потом продолжал:
— Спешим в Севастополь, надеемся там остановить гитлеровцев.
— Оставайтесь с нами, — предложил я. — Батальон мы реорганизуем, создадим партизанский отряд. Будем воевать в тылу врага, а солдату, где бы ни воевать, лишь бы пошло на пользу Родине.
Старший лейтенант даже руками замахал:
— Нет, нет. Эпоха крестьянских и партизанских войн давно прошла. Наполеон шел на Москву по единственной смоленской дороге, десять-пятнадцать верст в сторону от этой дороги в деревнях ни единого француза не было. Денис Давыдов, Сеславин и другие партизаны тогда могли совершать свои нападения на обозы французской армии. А теперь? От Балтики до Черного моря сплошной фронт, и партизанам негде развернуться. Так было и в первой мировой войне. Тогда ни с одной, ни с другой стороны партизан не было, не будет их и теперь.
А если в период гражданской войны у нас в стране партизанство имело успех, то это потому, что тогда война, в основном, велась на колесах, на дорогах и в районе крупных городов. Противник был тогда иной, да и техника другая. Сейчас налетит какой-нибудь фашистский самолет, и от любого отряда одно воспоминание останется...
Уходя со своим отрядом, Лавров с грустью посмотрел на нас, как на обреченных.
Перед заходом солнца вместе с Чубом присели на бревне под роскошным платаном. Михаил Ильич рассказал о своем прошлом. Родился он на Волге, в бедной крестьянской семье, не успел подрасти, как стал батраком. В период гражданской войны, по призыву ЦК комсомола, ушел на фронт.
После армии начинается бурная и интересная жизнь: комсомольская работа, учеба в институте, откуда вышел с дипломом зоотехника. Возглавлял овцесовхоз в Поволжье, потом перевели в Москву, в главк.
— Я, — пояснил Михаил Ильич, — вырос в степи, люблю сеять, пахать, собирать урожай. Одним словом, влюблен в землю. Не выдержал в Москве, попросился поближе к делу. Вот меня и направили в Крым директором Окреченского сельхозтехникума.
Михаилу Ильичу около тридцати пяти, но кавалерийские сапожки, синие суконные галифе, френч из добротного черного материала, серая смушковая папаха, сдвинутая назад, и черные гусарские усы молодили его. В этом одеянии он меньше всего похож на директора учебного заведения, скорее на лихого кавалерийского рубаку времен гражданской войны. Партизаны любят его, доверяют ему. В наших условиях — это главное.
Неплохих Чуб подобрал и командиров групп. Все они старые солдаты, не раз нюхали порох, некоторые — участники первой империалистической и гражданской войн. Командиром первой группы назначен Василий Степанович Чумасов. Он до войны много лет работал председателем крупного колхоза. В период гражданской войны находился в партийном подполье, затем в партизанском отряде, где совершал дерзкие налеты на вражеские подразделения. Однажды, одетый в форму белогвардейского офицера, он один разоружил двенадцать солдат, а обоз, который они сопровождали, привел в лес.
Иван Ермолаевич Мотяхин и Сергей Николаевич Коновалов — командиры второй и третьей групп — опытные вояки, активные участники гражданской войны. Службу знают и умеют найти слова, которые доходят до сердца каждого.
Самый молодой командир группы — Иван Савельевич Хаджинов, прокурор района. По отзывам партизан, он смел, но в бою его еще никто не видел.
Мы продолжали беседовать, когда к нам подошла комиссар отряда Вера Андреевна Золотова. Она заявила, что командиры препятствуют зачислению к ним в группы женщин. В лесу их оказалось больше, чем я предполагал. В Ичкинском отряде, например, из 126 человек 28 женщин.
В это время появился Василий Степанович Чумасов. Отведя меня в сторону, он тоном заговорщика сказал:
— Иван Гаврилович, и откуда столько женщин? Ведь после первого боя они, как куропатки, разбегутся по лесу, потом их днем с фонарем не найдешь. Я прошу убрать женщин из боевых групп и создать из них отдельную хозяйственную группу. Пусть обслуживают партизан...
— По-твоему, право на защиту Родины имеют только мужчины? А женщинам на кухне борщ варить, так, что ли? — упрекнул я.
Не встретив сочувствия и поддержки с моей стороны, Василий Степанович, уходя, иронически произнес:
— Не забудь в лесу родильный дом и детские ясли открыть: понадобятся!
Конечно, с Чумасовым нельзя было согласиться. Но поговорить с женщинами нужно. Так мы и решили с Золотовой.
Собрание состоялось в лесничестве. Мужчин, кроме меня, не было. Пока женщины рассаживались, я смотрел на них и серьезно обеспокоился тем, что многие так легко одеты и обуты. Береты или платки, коротенькие юбки, жакеты, у некоторых демисезонные пальто, на ногах легкая обувь. Правда, кое у кого спортивные костюмы или ватные брюки, но таких мало.
Начал беседу с того, что кратко обрисовал военную обстановку и рассказал о стоящих перед нами задачах, о трудностях, какие нам придется испытать. Мне хотелось, чтобы партизанки поняли, куда пришли и что нас всех ждет в лесу. Закончил словами:
— Нам предстоят большие испытания. Не всем доведется уцелеть в жестокой борьбе с ненавистным врагом. Но нужно верить: настанет день, когда мы все соберемся в освобожденном Симферополе, тесными рядами пройдем с песней по его улицам...
Затем выступили партизанки. Как они говорили! На лицах этих советских женщин я не видел ни следа страха, испуга, паники. В грозные для Отчизны дни они взяли оружие и, не задумываясь, встали в строй ее защитников.
Сегодня партизаны дали первый бой фашистам.
Утром в штабе района собрался командный состав расположенных вблизи отрядов. Неожиданно в 9.15 со стороны лесничества Нижний Кокасан прозвучало несколько винтовочных выстрелов, а затем раздались автоматные очереди. Совещание пришлось прервать. Командиры получили приказ немедленно отправиться в свои отряды и привести их в боевую готовность.
А стрельба все усиливалась. К ней присоединились взрывы снарядов и мин. Завязался бой, который длился до вечера.
Оказалось, что со стороны Карасубазара по шоссейной дороге на Ускут отходил первый батальон 294-го пограничного полка. Против пограничников действовали два батальона немецкой пехоты и румынский кавалерийский эскадрон. Силы были слишком неравными. Приходилось оставлять рубеж за рубежом. Так пограничники оказались на базе Ичкинского отряда.
В бой вступили партизаны и приняли на себя удар наступающего врага. Пока шел бой, пограничники успели оторваться от наседавшего противника и уйти на Ускут.
Фашисты несколько раз переходили в атаки, но каждый раз, неся большие потери, отступали. Группы отряда организовали хорошую оборону, умело используя местность: узкую дорогу, выведенную местами из строя, крутые горы, глубокий обрыв, речку. Не добилась успеха и рота противника, посланная по высокогорной тропинке во фланг партизанам. Здесь врага встретила группа под командованием Ивана Мотяхина.
Партизаны стойко и упорно сражались. Отошли в лес только после того, как противник ввел в бой свои резервы, артиллерию и минометы, авиацию. Плохо одно: на базе осталось много продуктов.
В бою гитлеровцы потеряли убитыми более 120 солдат и офицеров. Уничтожен проводник-предатель. Среди партизан, ранено пять, пропало без вести шесть; смертью храбрых пал на поле боя коммунист Кондрат Шейко.
Первый бой показал, что большинство партизан прекрасно умеет драться. Особенно отличились бойцы Иван Ясиновский, Дмитрий Денисов, Андрей Кузнецов, Яков Крым, комсомольцы Ваня Знакоманов, Егор Васильев, Борис Шаров, Володя Аникин и другие.
После боя Ичкинский отряд отошел на гору Скирда, сюда же перешел и наш штаб. Партизаны очень устали и устраивались на ночлег как попало. Большинство легло на землю под деревьями. К утру над лесом спустился густой и очень сырой туман. Одежда, обувь, оружие так намокли, будто мы всю ночь находились под дождем. Фашистские войска, оставшись на ночлег в лесничестве, в 8.15 прошли на Ускут. Мы установили наблюдение за противником и усилили охрану своих баз и лагерей. Свободных от наряда партизан переключили на строительство жилья. Командирам отрядов было дано указание в течение трех-пяти дней "зарыться" в землю.
Рота фашистов вышла из деревни Кокташ и направилась, в деревню Ворон. В лесу, на развилке дорог, они наткнулись на заставу Карасубазарского отряда. После небольшой перестрелки свернули в сторону и пошли горной тропой, которая привела их в расположение группы Костылева.
Андрей Иванович Костылев до войны работал преподавателем средней школы в Карасубазаре. Это сугубо невоенный, очень спокойный человек. Теперь же, командуя второй группой Карасубазарского отряда, он проявил замечательные качества. Несмотря на численное превосходство противника, группа вступила с ним в бой. Оккупанты понесли большие потери и вынуждены были вернуться назад в Кокташ. В схватке с врагом Андрей Иванович потерял жену, которая мужественно сражалась наравне со всеми партизанами.
Окончательно сформировали комендантскую группу штаба района. Командиром группы назначен бывший керченский кузнец, а в последнее время партийный работник Савелий Васильевич Ващенко. Мне пришлось быть свидетелем спора между ним и начальником штаба Анатолием Васильевичем Макалем. Часть бойцов поддерживала Макаля, остальные — Ващенко.
Речь, шла о том, какое строить жилье. Макаль предлагал сооружать шалаши; Ващенко рекомендовал строить землянки, потому что шалаши легко обнаружить, в них холодно и они не спасают от дождя. Решили строить землянки: главное — их можно легко и хорошо замаскировать, а это очень важно.
Под вечер пришел Григорий Дмитриевич Назаренко — хозяин этих лесов, заведующий Айлянминским лесничеством. С каждым днем все больше и больше проникаюсь доверием и уважением к этому человеку. Он, как я успел заметить, знает много, а говорит мало, — весьма важное качество в наших условиях. И жизненный опыт у него большой.
Целый день шел мелкий холодный дождь. Партизаны делали несколько попыток развести огонь, но их старания были напрасны: мокрые дрова не разгорались. Только Назаренко это удалось. Нам казалось, что человек, впервые добывший огонь, испытал меньше радости, чем мы, когда запылал костер и закипели котелки с водой.
Хотел провести хотя бы короткую беседу с партизанами и как-то отметить наступающий праздник — ведь завтра 24-я годовщина Великого Октября! Но ничего не получилось: дождь усилился и разогнал нас. На ночь вдесятером разместились под скалой. Но вскоре пришлось встать — вода проникла и сюда.
Наступил праздник. Но собраться нам так и не удалось — весь день шел проливной дождь. С людьми беседовали где придется и больше поодиночке. Настроение неважное, все страшно злы. Свою злость вкладывают в работу — без передышки долбят землю, рубят лес. Каждому хочется быстрее сделать землянки.
Разведчики, посланные в разные направления, сообщают, что во всех подлесных деревнях: Орталане, Кокташе, Айлянме, Сартане, Ени-Сала, Молбае, Куртлуке, Баксане и других — стоят вражеские гарнизоны. Дорога и тропинки, ведущие в лес, тщательно охраняются. Населению всякое движение по дорогам, а также переход из одной деревни в другую строго запрещены. Если гитлеровцы и впредь в подлесных деревнях будут держать свои войска против нас, то уже одним этим мы оправдаем свое назначение. Еще больше вражеских войск мы отвлечем с фронта, когда начнем открытую вооруженную борьбу.
Начали ворчать курильщики, все они ходят, как с похмелья. Василий Степанович Чумасов говорит Ващенко так, чтобы я слышал:
— Солдат может простить своему командиру все, даже если у него не хватает патронов или если его не во время накормили. Если же у него нет табака, он этого никому никогда не простит...
Конечно, намек Василия Степановича дошел до меня. Он хотел, чтобы я дал согласие раскрыть одну из баз, где, помимо продуктов, заложен и табак.
— Ничего не получится, дорогой друг, — ответил Чумасову. — Пока обстановка не прояснится, базы не откроем.
Агроном Иван Яковлевич Егоров, спасаясь от дождя под скалой, неизвестно к кому обращаясь, сказал: "Вот вам романтика партизанской жизни!"
Сегодня рота солдат противника вышла из деревни Ени-Сала по направлению к Караби-яйле. Двигались без разведки и... оказались в расположении второй группы Колайского отряда. Партизаны, которыми командовал коммунист Владимир Ленько, подпустили их поближе, затем внезапно открыли огонь. Оставив в лесу десять солдат убитыми и унеся несколько раненых, фашисты возвратились в деревню. По существу это было первое боевое крещение и первая победа колайцев.
В бою смертью храбрых пали молодые партизаны комсомольцы Михаил Кирябин и Николай Рыков.
Не все, конечно, одинаково вели себя в бою; кое-кто струсил, с опаской и неохотой шел в бой. Нашлись и такие "герои", вроде Ковтуна: пока шел бой, он сидел в укрытии за скалой и "вынырнул" только после его окончания. Ковтун тут же стал осуждать командира группы:
— И зачем нужно было ввязываться в бой, — говорил он, — хлеба и к хлебу у нас всего вдоволь, лес большой, и нам нужно так спрятаться, чтобы сам черт нас не нашел.
Ковтуны всюду найдутся: в армии, на фронте им страшно, дома оставаться боязно, а в лесу они надеются отсидеться до тех пор, пока Красная Армия изгонит врага с родной земли и скажет им: "Ну, товарищи, пора вам выходить из леса и расходиться по домам, а мы будем гнать врага дальше на Запад". К счастью, таких у нас единицы.
Под вечер в штаб района пришли Чуб и командир 297-го стрелкового полка 184-й стрелковой дивизии погранвойск НКВД майор Панарин. Он привел остатки своего полка — 33 пограничника. По просьбе Панарина и Чуба мы образовали из них партизанскую группу и зачислили ее в состав Ичкинского отряда. Командиром группы назначили Панарина.
В течение дня пришло еще несколько мелких групп и одиночек военнослужащих, не сумевших прорваться к Керчи и Севастополю. Все они влились в отряды.
Наконец-то закончили строительство штабной землянки. Бывший бригадир строительной бригады Окреченского сельхозтехникума Егор Сергеевич Шутеев сложил прекрасную плиту. Затопили ее, не дожидаясь, когда просохнет глина. В землянке стало, как в предбаннике, — душно, сыро. Но даже такой она кажется удивительно уютной, а после того, как принесли фонарь "летучая мышь", она стала лучшим уголком в мире!
Напарник Шутеева приготовил очень вкусные пресные лепешки.
Когда поели и закурили, настроение сразу у всех поднялось, начали шутить, смеяться и даже запели.
Рано утром из д. Сартана нам сообщили, что вражеские солдаты собираются напасть на казарму лесничества Верхний Кокасан, которую занимала группа партизан Ичкинского отряда. Командир группы Василий Степанович Чумасов решил встретить противника в густом лесу, на развилке дорог. Расположились на небольшой высоте и стали ждать непрошеных "гостей". Встретили их дружным огнем. Это было столь неожиданно, что фрицы, не стреляя, бросая оружие, побежали назад. Значительно позже, набравшись храбрости, они снова пошли на высоту. Но и на этот раз у них ничего не получилось, лишь оставили на поле боя 14 убитых солдат.
Чуб чуть ли не пляшет. Он говорит, что в этом бою партизаны действовали хорошо, проявили большую выдержку, противника отбили, а сами потерь не имели.
Возвратился Павел Фомич Кузьменко. Он выполнял особое поручение. Это еще довольно молодой человек, последний год работал заведующим в Сартанском лесничестве. Лес и население соседних деревень прекрасно знает.
Кузьменко позавчера в ночь ушел в Сартану и почти двое суток находился там в доме надежного человека, одну из комнат которого занимали двое вражеских солдат — писарь штаба и радист. Павла представили им как родственника и дезертира Красной Армии. Во время ужина хозяин щедро потчевал непрошеных постояльцев и "родственника".
Изрядно выпив, солдаты настроили приемник на Москву. Так Кузьменко узнал, что 7 ноября в Москве, на Красной площади, состоялся парад войск Московского гарнизона. От радости Павел не знал, куда себя деть. Едва дождался ночи, чтобы выбраться из деревни. На всех дорогах, которые ведут в лес, стояли вражеские посты. Пришлось сделать большой крюк. Добрался только под вечер.
Сияя от переполнявшего его счастья, Кузьменко рассказывал нам о параде. Взволнованные партизаны прокричали громкое "ура" и расцеловали товарища. Все были счастливы узнать, что Москва — наша, что правительство в Москве. Каждый по-иному стал смотреть на свое положение и на задачи, стоящие перед нами. Укрепилась вера и надежда в успех нашей борьбы.
Хорошие вести, которые нам принес Павел Кузьменко, омрачились слухами о вчерашнем поражении Карасубазарского отряда.
Я решил завтра утром сходить в лагерь отряда и на месте выяснить, что там произошло.
Вчера встали рано. Вместе с Назаренко, Кузьменко и Иваном Яковлевичем Егоровым направились на поиски Карасубазарского отряда.
За ночь выпал глубокий снег. Он сказочно красиво преобразил лес, а главное, закрыл все дороги и тропинки, которые вели к нашим базам и лагерям. Под снегом оказались все землянки, теперь их не видно даже на расстоянии ста метров. Но ходить по горам, утопая в рыхлом снегу, оказалось делом очень трудным, особенно для такого "степного" человека, как Иван Яковлевич. От горы Скирда, где расположился штаб района, до лагеря Карасубазарского отряда по прямой километров пятнадцать. Однако наш путь удлинился и усложнился тем, что приходилось обходить вражеские заставы, переходить дороги, которые патрулируются противником.
Мы только что собирались переходить дорогу Кокташ — Шелен, как Назаренко, шедший впереди, неожиданно скомандовал:
— Ложись!
Все упали в снег, прислушались и услышали цокот копыт, а вскоре увидели кавалерийский разъезд. Шестеро конников ехали попарно. Одни смотрели вправо, другие влево от дороги. Мы в несколько секунд могли бы разделаться с вражескими солдатами, но это не входило в нашу задачу. Пропустив их, быстро перебежали дорогу.
За дорогой перед нами встали новые трудности: вышли на совершенно открытую, длиною не менее 700 — 800 метров полянку, круто поднимавшуюся в гору. В лес можно было попасть, только перейдя ее. К югу от нас, на расстоянии 200—300 метров, находилась дорожная казарма. Оттуда вышло не менее ста солдат. Они остановились и стали наблюдать, как мы взбирались в гору. На снегу наша группа представляла хорошую мишень, но не последовало ни одного выстрела.
В лесу мои друзья закурили. Только тогда Иван Яковлевич проговорил:
— Веревка порвалась.
— Какая веревка? — спросил Назаренко.
— В царское время одного человека приговорили к смертной казни через повешение. Стали его вешать, а веревка порвалась, и он остался жить. Вот и у нас веревка была почти на шее.
Уже в начале ночи пришли в лагерь второй группы Карасубазарского отряда, которой командует Степан Ярославцев. У входа в штабную землянку на посту стоял райвоенком майор Щелков. Предупредив его, я и Егоров незамеченными вошли в землянку и сели у входа в темном уголочке. Перед нами предстала любопытная картина.
Посреди довольно обширной землянки тускло светил фонарь "летучая мышь". Сейчас здесь собрались командиры и политруки всех групп отряда. Одни из них сидели, поджав под себя ноги, а другие, наподобие "вильных Козаков", лежали вразвалку на боку. Вокруг костра на импровизированных "столах" стояли большие эмалированные миски, доверху наполненные солением, брынзой, салом, кусками жареной баранины и свежевыпеченным хлебом. Под фонарем восседал хозяин землянки Степан Ярославцев, к которому присутствующие обращались не иначе, как "батько". Слышу, кто-то кричит: "Батько, дай приложиться". Добрый "батько" передает по цепи флягу со спиртом. Шел и соответствующий разговор.
Степан после очередной стопки стал ораторствовать:
— Я говорил и говорить буду, что если наша армия не удержала немцев на Перекопе, то что может сделать в лесу небольшая группка даже очень отважных и бесстрашных людей?
Ни одна информация и ни один доклад не дали бы мне того, что я сам видел и слышал, находясь каких-нибудь 10—15 минут в землянке среди разгулявшихся "патриотов".
Когда мне надоела эта болтовня, я встал и вышел поближе к свету. Находившиеся в землянке смутились.
Узнав о нашем приходе, в землянку пришло много партизан. Оказалось, что командир отряда Василий Тимохин и комиссар Тимофей Каплун три дня назад взяли с собой группу партизан и ушли куда-то подыскивать новое место для лагеря. Здесь этим воспользовались и "загуляли".
Деловой разговор с командным составом и партизанами решил отложить до утра. Ярославцеву приказал немедленно организовать разведку в направлении Кокташ — Орталан и усилить охрану лагеря.
С утра я обошел все землянки, беседовал с партизанами и понял, что люди, оставленные командирами, растерялись.
На совещании с командирами групп объявил о своем решении реорганизовать отряд: из семи групп составить две, а личный состав перераспределить по группам. Усилить партийное влияние среди партизан.
Днем выступил на партизанском митинге. Ярославцева из "батьки" пришлось развенчать и предупредить, что с "батьковщиной", "атаманщиной" и "партизанщиной" — со всеми этими уродливыми формами и проявлениями в партизанском движении мы будем бороться беспощадно.
Василий Дейнега со своей группой отправился в основной лагерь отряда под горой Сугут-Оба. Группа Ярославцева осталась на месте. Майора Щелкова, которого в отряде использовали не по назначению, я взял с собой. Час назад, уставшие и голодные, мы пришли в штаб района. Здесь меня ждали командиры и связные отрядов.
Утром мне доложили: "Вчера, в первой половине дня, группа партизан Ичкинского отряда под командованием начальника разведки лейтенанта Тютерена вела бой с румынами. Бой длился больше двух часов. Фашисты потеряли убитыми до тридцати солдат и одного офицера. Наши потери: убиты коммунист Николай Медведенко и комсомолка Катя Тулина, тяжело ранен коммунист Андрей Волков. Взяты трофеи: один пулемет, два автомата, двенадцать винтовок и полевая сумка офицера с ценными документами".
Просматривая документы, я обнаружил "туристскую" карту горной части Крыма. На ней нанесены не только лесные и горные дороги, но даже редкие тропки и тропинки, известные лишь лесникам и чабанам. Красным карандашом отмечено кружками примерное расположение наших отрядов.
Это уже второй случай, когда партизаны находят у убитых вражеских офицеров наши туристские карты. Хотелось бы знать, кто снабдил противника такими картами? Их у нас нет даже у командного состава.
Несколько дней назад в городах и деревнях было объявлено распоряжение немецкой военной комендатуры об обязательной регистрации населения по месту жительства. Сегодня из деревни Сартана нам принесли объявление командующего германскими войсками. В нем сказано: "Германские войска, заняв вашу местность, объявляют следующий приказ: каждый из вас, будь он здешним или не здешним жителем, должен оставаться в той деревне, где он теперь находится. Кто покинет свое настоящее местопребывание и станет скитаться по дорогам или переходить из одной деревни в другую, того будут считать партизаном и как такового расстреливать... Пребывание вне дома от полной темноты до рассвета запрещено. Не исполняющие этот приказ будут расстреливаться без предупреждения. Кто вредит или пытается вредить германской армии, например: повреждением или уничтожением телефонных проводов, мостов, железнодорожных путей, водопровода, зданий и т. д. или предоставлением убежища и оказанием помощи партизанам, будет немедленно расстрелян. Кто знает местопребывание коммунистов, партизан или военнослужащих Красной Армии, должен заявить о них ближайшей германской части".
Фашистские звери стали на путь террора. В деревнях начались массовые репрессии против коммунистов, комсомольцев, военнослужащих, бывших красногвардейцев и партизан времен гражданской войны: одних расстреливают на месте, других арестовывают. Погибли замечательные патриоты Родины Федор Златков, Мотя Куваникова и другие.
Все чаще и чаще завязываются схватки партизан с противником. Сегодня в 10.15 рота вражеских солдат повела наступление на лесничество Верхний Кокасан со стороны деревни Ени-Сала. На этот раз здесь расположилась группа под командованием старшего лейтенанта Андрея Кузнецова. Против партизан, помимо пулеметов, были пущены в ход минометы. Они никакого ущерба не наносили, но морально действовали на наших людей угнетающе.
Кузнецов не только храбрый, но и тактически грамотный командир. Это уже третья операция, которую он успешно проводит. Он приказал подпустить противника на близкое расстояние и открыть огонь. Враг не выдержал и повернул обратно, но напоролся на засаду моряков-партизан. Противник оставил на поле боя 17 трупов солдат, 2 пулемета, 28 винтовок и 4 ящика патронов. Партизаны потерь не имели.
Под вечер пришли связные Зуйского и Сейтлерского отрядов. С ними был Иван Николаевич Пеев, бывший начальник метеорологической станции "Караби". Со слезами на глазах рассказал он о том, что фашисты сожгли метеостанцию со всем оборудованием и обстановкой. В огне погибли ценнейшие архивные материалы за 25 лет.
В письменном донесении комиссар Сейтлерского отряда Михаил Иванович Пузакин пишет: "На перевалочную базу в период с сентября по октябрь было завезено 50 тонн пшеницы, 15 тонн муки, 3 тонны круп, 2,5 тонны сала, свыше тонны сахара, 1200 овец. Есть и другие продукты.
В лес пришли в ночь на первое ноября. Всего — 71 человек, главным образом районный актив. Отряд полностью вооружен винтовками. Кроме того, от проходящих частей Красной Армии получили пять пулеметов и до 20 тысяч патронов.
4 ноября на дороге Баксан — Улу-Узень встретились с противником. В бой не вступили — отряд отошел в деревню Куру-Узень. Здесь вместе с отходящими частями Красной Армии оказались в окружении. 6 ноября сделали попытку пройти назад в лес, в районе Улу-Узени были обстреляны и вернулись обратно.
В ночь на 7 ноября с боем прорвались в лес. В схватке убиты районный прокурор Магидов, старший инспектор милиции Лядюк и другие. После выхода из окружения в отряде осталось 19 партизан. К нам присоединились 17 военнослужащих. Очень плохо, что наши базы с продовольствием, обмундированием и снаряжением разгромлены. Приходится пока быть на иждивении Зуйского отряда".
— Плохие дела у сейтлерцев, — вздохнул начштаба Макаль, прочитав донесение. — Может быть, и у других не лучше? Как у зуян?
— Здесь другие люди, должно быть по-другому, — ответил я, вскрывая пакет. Говорю это, а у самого на душе смутно.
Комиссар отряда Николай Дмитриевич Луговой пишет, что Зуйский партизанский отряд в составе 90 человек, в том числе 16 женщин, вышел в лес первого ноября. Людей усиленно обучают военному делу и умению ориентироваться в лесу. Отряд разбит на три группы с командирами и политруками во главе, имеется комендантская команда и группа разведчиков, Располагают оружием: винтовок 110, пулеметов ручных 4, станковых 1, минометов 5, мин 750, ручных гранат 304, патронов 50 000. Продукты питания: муки 10 тонн, пшеницы 2 тонны, соленых овощей 10 бочек, картофеля 15 тонн и т. д. рассредоточены на двух участках в горах Тирке и на Яман-таше. Часть продуктов закопать не успели, а запрятали вдоль дорог по кустам. Появление крупных немецко-фашистских частей на яманташской дороге заставило зуян скрыться глубоко в лесу. В это время спрятанное имущество было растащено.
Разведкой установлено, что в отдельных деревнях имеются небольшие вражеские гарнизоны. В Зуе гарнизон 250 человек. В совхозе "Крымская роза" — автобаза противника. Луговой просит прислать наши приказы, а также разрешение на проведение операции по разгрому автобазы.
Из Ичкинского отряда донесли: к ним пришли остатки 48-й кавалерийской дивизии и приставшие к ним мелкие группы из других частей. Всего 165 бойцов, командиров и политработников. Вскоре в штаб района прибыли начальник штаба дивизии полковник Лобов, комиссар — полковой комиссар Попов, начальник политотдела майор Клеветов, командир 71-го кавполка подполковник Городовиков и командир 62-го кавалерийского полка капитан Исаев.
Из их рассказов выяснилось, что к 5 ноября в районе деревни Куру-Узень, северо-восточнее Алушты, сосредоточилось около 3500 бойцов. Старшим по званию здесь оказался генерал-майор Аверкин, командир 48-й кавалерийской дивизии. Ему и было поручено командовать всей этой группой с задачей овладеть Алуштой и пробиваться на Севастополь.
Сражение сложилось неудачно, и части отошли обратно в Куру-Узень.
— Бой был жестокий! Осталось нас немного, — рассказывал мне Попов. — С такими силами на Севастополь не пробьешься. Решили искать партизан. Все эти дни бродили по лесу и Караби-яйле голодные, по снегу и морозу. Теперь принимайте нас всех в свои ряды.
Все вместе отправились к ожидавшим нас бойцам. Невеселое зрелище открылось нам. Солдаты были легко одеты, плохо обуты, измучены. Приказал, прежде всего, немедленно накормить прибывших. Чтобы как-то обогреть людей, в нарушение всяких правил конспирации и маскировки разрешил, жечь костры. Вскоре по всему лесу зазвенели пилы, застучали топоры. Новые партизаны строили для себя землянки.
Вызвал в штаб района командиров ближайших отрядов. Пригласил и командиров бывшей дивизии—Лобова, Попова, Клеветова. В конце совещания объявил приказ: полковой комиссар Ефим Абрамович Попов вступает в исполнение обязанностей комиссара района, полковник Михаил Тихонович Лобов — начальника штаба, Николай Ефимович Касьянов — начальника разведки. Анатолий Васильевич Макаль назначается начальником связи. Начальником лечебно-хирургического отряда утвержден военврач Яков Рубан. Из бойцов воинских частей создаются два партизанских отряда. Командиром первого назначается подполковник Городовиков, комиссаром — Фурик; командиром второго — капитан Исаев, комиссаром — Бедин. Часть политработников-военнослужащих назначил в различные отряды политруками.
В целях конспирации решено впредь партизанские отряды официально именовать не по месту их формирования, а по номерам.
Командирам новых отрядов указаны места их дислокации.
Установилась необычно ранняя для Крыма холодная погода. Ночью мороз был, как на севере. Утром большими хлопьями посыпал снег. Лес выглядит сказочно красивым. Кругом царит зимняя лесная тишина. Только изредка слышен певучий голос голодных соек, стук неутомимых дятлов да шаги часовых у штабной землянки. Среди густых зарослей леса и снежных сугробов наша землянка, словно небольшой гриб, почти незаметна. С восходом солнца мы уже на ногах. В нашу сторону не спеша скакал заяц. Косой и не подозревал, что в лесу он больше не один. Кто-то, не выдержав, крикнул. Заяц высоко подпрыгнул от испуга и исчез в сугробах.
Сейчас мы находимся на безымянной горе, или, как ее неофициально называют, — Скирда. Гора имеет довольно внушительный вид. Она тянется с юга на север почти на три километра. Ее склоны, да и сама вершина, покрыты густым лесом: грабом, буком, дубом. В общем — идеальное место для размещения партизан.
От штаба района до горы Средней, где лагерем расположился отряд Городовикова, расстояние около двух километров. Днем мы с комиссаром и начальником штаба отправились туда и эти два километра преодолевали два часа: шли по колено в снегу, местами "плавали" в снежных заносах.
— Как настроение у партизан? — спросили мы Городовикова.
— Люди рвутся в бой, — коротко ответил командир.
Весь день провели в отряде: беседовали с бойцами, командирами и политработниками. Среди них добрая половина — коммунисты и комсомольцы. Провели собрание всего личного состава. Я рассказал о том, как партизаны времен гражданской войны в этих лесах вели борьбу с белогвардейцами и прочими врагами революции. Тогда нас было мало. Теперь же в горах и лесах от Старого Крыма до Севастополя оперируют партизанские отряды почти из всех городов и районов области. Рассказал также о задачах, какие теперь стоят перед нами, и о тактике борьбы, какую нам следует использовать в борьбе с немецко-фашистскими оккупантами. Остановился и на других сторонах партизанской жизни.
Горячо, от сердца выступали бывшие красноармейцы. Один из них сказал:
— Мы — советские люди. Для нас Родина дороже всего. Нам все равно, где воевать, важно воевать и Родину защищать.
От встречи с партизанами-военнослужащими у меня осталось очень хорошее впечатление.
Перед нашим уходом ко мне подошли трое партизан.
— В армии мы служили командирами, — сказал один из них, — а в отряде находимся на положении рядовых бойцов. Мы просим использовать нас в соответствии с нашими воинскими званиями.
Выяснилось, что это капитан и два лейтенанта. Во время окружения в районе Улу-Узени поснимали с пётлиц знаки различия. Все это время ходили "разжалованными" и выдавали себя за рядовых. Оказавшись в партизанском отряде, снова нацепили шпалы и кубики и стали выпячивать свои командирские звания. И совсем не подумали о том, что своим поступком уронили честь и достоинство советского командира. Что можно было ответить этим людям?
В партизанских отрядах должности даются не по званию, а по способностям и боевым делам, — пояснил я. — Вначале нужно повоевать, показать себя в бою, заслужить доверие партизан, а там будет видно...
На обратном пути между мной и Поповым зашел разговор о случаях дезертирства из отрядов. Сегодня мы узнали о том, что командир партизанской группы Карасубазарского отряда Степан Ярославцев ночью вывел группу из леса и распустил людей по домам.
Ярославцев свыше десяти лет был директором промкомбината. И вот теперь, когда потребовалось вместе со всеми советскими людьми с оружием в руках защищать нашу священную Отчизну от фашистских захватчиков, этот капитулянт струсил. А есть и такие, что открыто стали на сторону врага. Например, бывший рабочий совхоза "Марьяно" Эреджепов теперь городской голова Карасубазара.
Только что вернулись с Поповым из Джанкойского отряда. База отряда — гора Берлюк. Эта гора имеет важное тактическое значение — она прикрывает подступы к штабу района и фланги других отрядов.
Не понравились нам порядки, которые установлены у джанкойцев. В штабной землянке живут вместе командиры, политработники, бойцы. В присутствии всех командир Владимир Удовицкий и комиссар Евгений Киселев обсуждают самые секретные вопросы.
— А что же тут плохого? — удивился Удовицкий, когда мы указали ему на недопустимость такого положения. — Здесь все свои люди, и никаких тайн между нами быть не может. Мы считаем неудобным скрывать что-то от товарищей.
Пришлось объяснить командиру и комиссару, что интересы нашего дела требуют сохранения военной тайны. Ложный стыд и "демократический" образ жизни могут причинить большой вред.
Состоялось отрядное партийное собрание. Обсуждались два вопроса: задачи отряда на ближайшее время и выборы партийного бюро.
По первому вопросу предоставили слово мне. Я указал на необходимость изучать военное дело, овладевать тактикой партизанской борьбы, укреплять дисциплину. Сослался на примеры.
— Сегодня утром, — напомнил я, — у вас произошла стычка с вражеской разведкой. Гитлеровский офицер и пять солдат шли по лесу беспечно, громко разговаривали. Всех их можно было без единого выстрела захватить. Что для этого требовалось? Выдержка и терпение. Их-то у вас и не оказалось. Открыли огонь издалека, убили офицера, двух солдат, а остальные убежали. Пленные могли многое рассказать, а теперь мы имеем лишь бумажки. Таких ошибок нужно избегать...
Перед выбором бюро коммунисты интересовались, как строятся партийные организации в отрядах, как будут собираться взносы, как и где хранить партийные билеты.
Попов разъяснил, что партизанские партийные организации следует строить по армейскому принципу: в отрядах — бюро во главе с секретарем, в группах партработу возглавляет парторг. Так же должны строиться и комсомольские организации. Партийные взносы до выхода из леса не собирать. Билеты хранить при себе. Уходя в разведку или на выполнение особых заданий, билет сдавать секретарю бюро или комиссару отряда.
Секретарем партийной организации отряда единодушно избран молодой, энергичный и боевой товарищ Виктор Кузьмич Резепов.
Сегодня утром фашисты в составе батальона внезапно напали на Ичкинский отряд. Партизаны их подход прозевали и в бой вступили лишь на подступах к лагерю. Противник занял господствующую в этом районе высоту Аю-Кая, а затем борьба перенеслась на гору Скирда. Целый день ичкинцы упорно оборонялись, но силы были слишком неравны. К вечеру партизаны отошли на гору Среднюю.
Как могло случиться, что такой боевой командир, как Михаил Чуб, не сумел завоевать инициативу в бою? Сказались беспечность и переоценка своих сил.
Во-первых, Чуб считал маловероятным, что противник может появиться на Аю-Кая со стороны деревни Арпат; поднявшись по отвесным, голым и обледеневшим скалам, и поэтому никаких мер предосторожности не принял. Враг этим и воспользовался: пришел как раз оттуда, откуда его меньше всего ждали. Теперь все поняли, что и в лесу и в горах непроходимых мест нет и отряд должен иметь круговую оборону.
Во-вторых, Ичкинский отряд провел уже несколько удачных боевых операций. Это вскружило головы. Командование отрядом и партизаны очень низко оценивали боевые качества противника.
В-третьих, в наших условиях, чтобы руководить боем, своевременно исправлять ошибки одних и оказывать помощь тем, кто в ней нуждается, нужно иметь хорошо налаженную связь. Но начальник штаба отряда растерялся, не организовал управление боевыми группами. По существу, никто не знал, где находится штаб.
В-четвертых, во время боя отсутствовала взаимопомощь между отрядами. Командир отряда Исаев имел приказ одной группой прикрыть дорогу со стороны деревни Сартана, а остальным группам зайти во фланг и тыл противнику и таким образом помочь Ичкинскому отряду. Исаев выполнил приказ неточно и с большим опозданием, в результате его помощь была малоэффективной.
Хуже поступили джанкойцы. Вместо того чтобы прикрыть тыл и фланги ичкинцев, помочь им, командир отряда Удовицкий и комиссар Киселев спокойно пропустили мимо себя вражескую группу. Эта группа зашла ичкинцам в тыл, и они вынуждены были отойти. Поступок руководства Джанкойского отряда достоин самого резкого осуждения.
Гитлеровцы не остались на ночь в партизанском лагере. Они заняли лесничество Верхний Кокасан, жгут там костры. Доносятся песни пьяных солдат. Видимо, там идет попойка в связи с "победой" над партизанами. Фрицы и не подозревают, что они имели дело только с одним отрядом, а остальные в бой не вступали.
На ночь мы усилили боевое охранение, организовали в разных направлениях разведку, подтянули свои резервы. В общем, на утро готовим противнику хороший "сюрприз".
Давно уже наступило утро, а противник не показывается. Вдруг в 9.45 со стороны Верхнего Кокасана послышалась сильная и беспорядочная стрельба из винтовок, автоматов, пулеметов, взрывы гранат. Мы не могли понять, что там происходит. Помогли разобраться разведчики Павел Кузьменко, Иван Егоров и Андрей Беликов.
Беликов сообщил, что командир вражеского батальона вывел солдат из лесничества и приказал "разгрузиться" от всех запасов патронов и гранат. Предложено всем говорить: боеприпасы израсходованы в боях с партизанами. "Разгрузившись", вояки ушли из леса.
Из Ичкинского отряда передали, что утром, когда партизаны вернулись в свой лагерь, в санитарной землянке они обнаружили обезображенные трупы Ивана Алексеевича Ясинского, медсестры Наталии Васильевны Луневой и четырех военнослужащих, фамилии которых установить не удалось. Фашистские бандиты выкололи им глаза, вырезали грудь и половые органы, отрубили руки и ноги, а после этого пристрелили.
Дикое глумление озверевших фашистов над ранеными вызвало у всех лютую ненависть к врагу. Партизаны поклялись отомстить за своих товарищей. Теперь каждый еще глубже осознал, что в бою он должен быть стойким, отважным и рассчитывать только на победу. В случае поражения его ждут фашистская пытка, издевательства, мученическая смерть.
Командование фашистских войск принимает все меры к тому, чтобы выяснить силы и дислокацию партизанских отрядов. Усиленно ведется разведка. Против нас посылают и небольшие группы, и целые батальоны. Сегодня одну из групп повел в лес предатель, бывший председатель Ени-Сальского сельсовета Смаил Бекиров, бежавший из Ичкинского отряда. Мерзавец перешел на службу к фашистам и теперь работает у них проводником.
Вышла эта группа из деревни Ени-Сала и вскоре напоролась на нашу заставу, которой командует Сергей Николаевич Коновалов. Партизаны первым выстрелом уничтожили предателя, а затем весь огонь направили против гитлеровцев. Оставив четыре трупа, противник бежал.
Такие или подобные им стычки происходят почти ежедневно. Но это не главное. Принимаем решение активизировать боевые действия, навязывать свою волю противнику. Действовать лучше на дорогах и мелкими группами.
Во избежание ошибок, допущенных 18 ноября, заново пересмотрели систему охраны лагерей. Ичкинский отряд вновь занял район своего прежнего расположения. Чубу предложено выделить одну группу из двадцати человек для обороны высоты "Сахарная головка" (Аю-Кая). Здесь вырыть землянки и постоянно держать под своим контролем дорогу по западному склону высоты горы Скирда.
Получили задание и отряды, созданные из бывших военнослужащих. Отряду Городовикова приказано одной группой из двадцати человек занять вершину Скирды. Задача группы: не допустить противника на высоту и держать под контролем ее западные скаты. Остальным подразделениям отряда находиться в занимаемом районе, контролируя дорогу на Айлянму. Одну группу держать в резерве.
Отряду Удовицкого занять гору Берлюк, выделив для этого одну группу. Остальным подразделениям отряда находиться в занимаемом районе, держа под контролем дорогу Айлянма — Капсихор, Айлянма — Шелен.
Отряду Исаева находиться в занимаемом районе, быть готовым в начале боя поддержать любой из отрядов. В то же время постоянно следить за дорогой Верхний Кокасан — Сартана — Айлянма.
Такое расположение застав обеспечивает круговую оборону отрядов. Если противник совершит нападение на один из них, он попадет под кинжальный огонь остальных.
Командирам отрядов приказано с вступлением в бой немедленно посылать донесения в штаб района и к соседям. Связь должна поддерживаться беспрерывно. Отходить с занимаемых рубежей разрешается только по моему личному указанию. Всех трусов, паникеров, оставляющих свои позиции без разрешения командира, а также и командиров, не выполняющих приказ, судить и строго наказывать.
Для борьбы с праздношатающимися по лесу, среди которых, видимо, немало вражеских агентов, приказано с сего числа ввести единые пропуска. Всех, кто окажется без пропусков и вызывает подозрения, задерживать до выяснения личности.
Особое внимание командиров в приказе обратил на необходимость поднять дисциплину в отрядах, изжить панибратство, беспечность, усилить бдительность.
Более полумесяца находимся в лесу. Кругом нас враг. Рации нет. А противник распространяет всякого рода провокационные слухи вроде того, что взят Ленинград, окружена Москва, в течение двух недель будет занят Севастополь, а затем очередь дойдет и до партизан... От нас, командиров, от всех партизан требуется сейчас исключительная выдержка. Мы стали народными мстителями, значит, и вести себя должны достойно, быть смелыми, беспощадными к врагу. Все это следовало отобразить в каком-то документе и подписаться под ним.
Решили написать клятву партизана. Текст составляли коллективно. Партизаны были предупреждены, что тот, кто по состоянию здоровья или по каким-либо иным причинам чувствует, что не сможет перенести все тяготы жизни в лесу, может уйти домой.
Но люди твердо решили оставаться в партизанских отрядах, с оружием в руках вести борьбу с ненавистными фашистскими захватчиками.
Сегодня на небольшой полянке построился весь личный состав штаба района. Сняв головные уборы, партизаны давали клятву на верность и преданность Родине, народу и партии. Торжественно звучали слова:
"Клятва красного партизана второго партизанского района Крыма.
Я, гражданин (гражданка) СССР, ясно и глубоко понимаю всю серьезность Великой Отечественной войны, ведущейся многомиллионным советским народом против озверелого фашизма, вероломно и коварно напавшего на мою священную Отчизну.
Я знаю, что фашизм несет моей Родине рабство, бесправие, нищету и худшие времена крепостничества. Я глубоко верю в наше великое, непобедимое знамя Маркса — Энгельса — Ленина. Я твердо знаю, что наша родная земля, обильно политая кровью рабочих и крестьян, никогда не будет фашистской. Советский народ, познавший гордость свободы, никогда не станет рабом. У меня нет и не может быть иного пути, кроме пути, который указал нам Ленин! Мое место, как честного труженика, в рядах активных борцов против германского фашизма.
Нашей великой Коммунистической партии, моему свободолюбивому народу, моей любимой Отчизне приношу партизанскую клятву:
1. Клянусь быть честным и преданным нашей матери-Родине, до последнего дыхания с достоинством и мужеством защищать ее честь, свободу и священную независимость, сражаться до полного уничтожения и изгнания фашистской нечисти из пределов нашей земли.
2. Клянусь строго соблюдать революционную дисциплину, беспрекословно выполнять все приказы моих командиров, комиссаров и начальников.
3. Клянусь смело, гордо и без уныния переносить все тяготы и лишения партизанской жизни и борьбы.
4. Клянусь с презрением к смерти выполнять все задания, которые мне поручат командиры, комиссары и начальники.
5. Клянусь строго хранить военную, государственную и партизанские тайны, никому не разглашать места нахождения баз и постов отряда.
6. Клянусь быть бдительным, зорко следить за тем, чтобы в наши отряды не проникал провокатор, диверсант, шпион и их пособники.
7. Клянусь беречь и содержать в исправности оружие, боеприпасы и имущество.
8. Клянусь постоянно учиться и совершенствоваться в ведении партизанской войны.
9. Клянусь крепить дружбу с местным населением, оставшимся верным и преданным советской власти и социалистической Родине. Не допускать мародерства и вести борьбу с теми, кто попытается нарушить эту священную партизанскую клятву.
10. Если по злому умыслу я отступлю от настоящей моей клятвы, то пусть покарает меня суровая рука красных партизан".
В ближайшие дни клятву примут во всех отрядах.
Крым
Книги
Дневник партизана
Тетрадь вторая