От Узбека до Тохтамыша

Общественные постройки города Крыма времен Золотой Орды можно отнести к числу выдающихся созданий средневекового зодчества. Одна черта этих немногочисленных памятников особенно привлекает внимание исследователя: в стиле, в орнаментике сооружений немало общего с теми зданиями, которые оставили генуэзцы, армяне и крымские греки, что можно объяснить единством времени, исторической модой. И все же, как ни странно на первый взгляд, это архитектура, в равной мере чужая и для татар и для генуэзцев. Вчерашние кочевники еще не научились строить; генуэзским же купцам и администраторам, вероятно, просто не приходило в голову переносить искусство родной Италии сюда, в Таврику, пребывание в которой было для каждого из них временным.

Итак, местная архитектура с ее позднеантичными, восточновизантийскими и прочими корнями на службе беев и сеньоров? Общая картина такова. Но, конечно же, не обошлось и без влияния извне - восточного в одних случаях, западноевропейского в других. Ведь татарские вельможи, как и генуэзцы, были для строителей хозяевами, а кто платит, тот, как известно, и музыку заказывает. Еще одна особенность: здания высокого класса резко выделялись на фоне однообразных, порою до примитивности скромных жилищ всего подвластного населения - как городского, так и сельского, независимо от этнической принадлежности.

Мечеть Узбека. Капитель и обрамление портала. По рис. П. И. Голландского.

Как уже знает читатель, некоторые постройки Солхата поистине легендарны. Такова, например, исчезнувшая Мюск-Джами - Мускусная мечеть, при постройке которой якобы добавлялось в строительный раствор драгоценное благовоние - мускус. Ничего конкретного нельзя пока сказать и о так называемой мечети Бейбарса. Можно лишь предполагать, что была она постройкой монументальной и весьма импозантной. И только о мечети Узбека у нас вполне ясное представление. Это довольно большое, вытянутое с севера на юг здание под современной черепичной кровлей, с главным входом на северной стороне. Дверь его обрамляет великолепный резной портал с надписью, упоминающей имя хана Узбека; слева на уровне кровли - массивное основание давно разрушенного минарета. Вокруг мечети - причудливые каменные надгробия разного времени, испещренные узорчатой резьбой и арабскими надписями.

Трудно сказать, какой была кровля мечети вначале: здание сохранилось не на всю прежнюю высоту. Оно было значительно выше - судя по характеру и размерам резного портала, верхняя часть которого, кстати сказать, отсутствует и заменена отчетливо видимой реставраторской доделкой. Так называемые лилейные капители в резьбе подлинной части портала, сочетание их с богатым растительным ("сельджукским") орнаментом - свидетельство высокого, виртуозного искусства камнерезов.

Если бы не повторение той же лилейной капители в портале близкого по времени христианского храма в Сурб-Хаче ("достойного Рима" - сказал о нем один из иноземных путешественников), то можно было бы усматривать в старокрымской мечети проявление высокоразвитой золотоордынской культуры. В действительности же (читатель вскоре в этом удостоверится) вопрос не так прост, как кажется с первого взгляда. Внутреннее пространство мечети Узбека разделено, подобно византийской базилике, на три нефа двумя параллельными рядами тонких граненых колонн с продолговатыми "сталактитовыми" капителями. Материал их - простой камень-известняк, выявляющий под мастерским резцом заложенные в нем пластические возможности. "Сталактиты", разнообразные по рисунку, собраны в изящный, расширяющийся кверху пучок. Симметрия не засушивает их, и они как бы живут, подобно цветам, собранным в букеты. Каждый из элементов капители, казалось бы одинаковых, повторяющихся, таит в себе маленькое нарушение геометрического стереотипа. Но как раз в этом-то - в верно найденной неправильности - и заключается то самое, что отличает истинное орнаментальное художество от мертвенного и сухого повторения шаблона.

Стволы тонких колонн мечети весьма просты, но тоже заслуживают внимания - настолько органично срослись они со своими капителями. Двумя стройными рядами, точно натянутые струны, стояли они в "обители аллаха", и солнечный луч, проникая сквозь боковые оконца, играл на них, по-разному отражаясь от каменных граней.

Похожие (по идее) капители мы найдем и в более поздней евпаторийской Джума-Джами - на круглых мраморных стволах колоннады привходовой галереи. Но там, в турецкой мечети, они шире, коренастей и, так сказать, менее одухотворены. Колоннада производит впечатление увесистой торжественности, чем и достигается требуемый контраст между величавым, но приземленным преддверием и зрительно невесомым купольным верхом, как бы взлетевшим над грандиозным внутренним объемом здания.

В мечети Узбека, этой продолговатой и невысокой уютной базилике, колоннада внутри постройки была бы конструктивно ненужной, если бы в свое время не несла на себе не существующий ныне прямоугольный короб над средним нефом, со всех сторон пронизанный окнами. Можно представить себе, как изливался оттуда солнечный свет, стекал по граням колонн, заставлял вспыхивать цветные ковры на полу храма и притухал в глубине мечети у затененной - без окон - южной стены с ее глубоким, погруженным в сумрак михрабом.

Слабо озаренный световыми рефлексами или огнями свечей, михраб мечети был обогащен роскошным резным обрамлением, близким к орнаментике входа. Конха - сферическое перекрытие ниши михраба - тоже отделана "сталактитами". И все это, под стать коврам, сияло из глубины разноцветными красками. Подлинная полихромия (многоцветная роспись) михраба не сохранилась - ее перекрыли, как и в Джума-Джами, неоднократные малярные поновления. Реставраторам предстоит открыть и восстановить первоначальную художественную роспись.

Перед уже известной читателю экспедицией И. Н. Бороздина стояла задача специального изучения татарской культуры⁵¹. Трудно что-либо возразить против цели раскопок - найти и исследовать один из провинциальных вариантов золотоордынской культуры. Ошибка ученого была в том, что он рассматривал последнюю как некий монолит. Между тем, помня слова Ленина о двух культурах - знати и народа, нельзя согласиться с И. Н. Бороздиным и рассматривать средневековые архитектурные памятники Старого Крыма в качестве татарских. Таковыми их можно назвать лишь по признаку имущественной принадлежности бею или хану.

Отведем взгляд от мечетей и надгробий и обратим его на саманные мазанки истых татар-степняков - с войлочными кошмами или по-своему прекрасными многоцветными паласами из шерсти на глинобитных полах и стенах, с прочими экзотическими атрибутами, унаследованными от предков-кочевников. А теперь сопоставим все это с мечетями и надгробиями. Не разные ли явления перед нами? Разные, не только внешне, но и внутренне. Разумеется, на уровне родоплеменных отношений и здесь можно отыскать общий этнический корень, однако вместе с классовым расслоением расходится надвое и культура. В верхах она наполняется одним социальным содержанием, в низах - другим; каждая из двух культур изобретает или заимствует (переделывая на свой лад) те или иные внешние формы. Весь вопрос в том, являются ли памятники Старого Крыма зрелым плодом подобной переработки? Не вернее ли видеть в них лишь ту первую стадию заимствования, на которой продукты чужой культуры еще присваиваются, пока что без ощутимых изменений?

О собственно татарской культуре в Крыму в конце XIII - начале XV в. говорить пока трудно - недостает материала. Сам же город Крым не мог быть построен руками зодчих-татар, поскольку таковых тогда еще не существовало. Кочевнический образ жизни, примитивный бытовой и хозяйственный уклад (у степняков - вплоть до XVIII в.) не создавали почвы для расцвета монументального зодчества.

Что касается культуры иной, "крымскотатарской", т. е. той, что создана омусульманившейся частью многоэтничного коренного населения Таврического полуострова, то формирование ее относится к более позднему времени - XVI-XVII вв. Это сложное явление - продукт слияния многих этнокультурных элементов, в первую очередь татарских, турецких, греческих, а также ирано-армянских и русско-украинских. Иначе и быть не могло на такой проходной территории, как Крым.

Уже в XIII-XIV вв. культура золотоордынской знати была достаточно оторванной от широких масс трудового кочевнического населения Орды. Татарские черты в среде знати сохранились лишь как пережитки бытового характера, а все внешнее, показное, в том числе архитектура, выполнялось руками нетатар. Думается, что и город Крым не составил исключения. В этом более всего убеждает знакомство с армянскими памятниками средневекового Крыма. О них речь в следующей главе, а пока поговорим о завершающем этапе формирования золотоордынских владений в Крыму - о Солхате XIV -первой половины XV в.

Арабский автор первой половины XIV в. Ибрагим Могултай сообщает имя некоего знатного лица - эмира Сейф-эд-дина Солгата из Крыма, зятя наместника⁵². Интересен для нас не сам эмир, а употребление слова "Солгат" в значении его имени. Напрашивается мысль: не был ли он владетелем Солгата? Известно ведь, что имена представителей феодальной знати, состоящие из нескольких слов, нередко включают в себя и названия их владений.

Из генуэзских документов более позднего времени (80-е годы XIV в.) мы знаем имена двух владетелей Солхата - Черкес-бея и Кутлук-бека⁵³. Именно "владетелей", ибо в документах первой половины XIV в. генуэзцы величают золотоордынского наместника Крыма-Солхата "господином". Возникает вопрос: нет ли различия между титулами "владетель" и "господин"? В числе "господ" значатся, например, Тулук-Темир (Тулук-Тумур), упоминаемый Мухаммедом Ибн Жозаи, автором "Путешествия Ибн Батуты"⁵⁴, и Зейн-эд-дин Рамазан, фигурирующий в сочинениях двух арабских авторов - Ал-Калькашанди⁵⁵ и Эль-Мухибби, придворного писца египетского султана⁵⁶. Имена обоих правителей находим и в генуэзских документах, у обоих титул "господин Солхата"; тот же титул носит Алибек, внук Тулук-Темира⁵⁷.

Упомянутые "господа" - наместники золотоордынского хана - самолично решают ряд вопросов, существенных для жизни генуэзской колонии: отведение участков для поселения колонистов, определение размеров пошлины и т. п. Власти правителя-наместника вынуждены были подчиняться татарские феодалы, в том числе самые знатные и влиятельные - беи.

Относительное процветание юго-восточной Таврики, ее городов Солхата, Кафы, Сугдеи, наступившее в 40-х годах XIV в., было недолгим. Около 1348 г., в разгар военных действий против Кафы золотоордынского хана Джанибека, разразилась чума. Один из арабских авторов, Эль-Айни, сообщает: "Это был сильный мор, опустошивший страны и жилища. Погибло народу приблизительно две трети"⁵⁸.

Бедствие затронуло все города и поселения полуострова. Однако мало помалу, уже в 50-х годах XIV в., в Таврике жизнь начинает входить в прежнее русло. При хане Бердибеке управление всеми делами сосредотачивается в руках монгольского эмира Мамая, о котором известно, в частности, что "к владениям его принадлежал город Крым"⁵⁹.

После смерти Бердибека наступает этап, который иногда называют "периодом анархии": за ордынский престол борются несколько претендентов, Мамай принимает активное участие в этой борьбе. В 1374-1375 гг., теснимый соперником, он обосновывается в своих крымских владениях. Вероятно, к этому времени относится захват Мамаем 18 селений, принадлежавших генуэзскому Судаку (Солдайе) и затем вновь возвращенных генуэзцам по договору 1380 г.⁶⁰

К концу XIV в. появляется на полуострове новая, Кырк-Иерская область^*. Одновременно уже не правитель Крыма, а начальник "Крымской области" упомянут в одном из ярлыков хана Орды Тохтамыша⁶¹. Налицо, таким образом, две области и, стало быть, два начальника.

* От названия "Кырк-Иер" (ныне Чуфут-Кале близ Бахчисарая)

Параллельно в генуэзских документах встречаем "владетеля" Солхата - титул не столь звучный, как прежде, и, видимо, соответствующий менее высокому административному значению новой должности - начальника области. Таким образом, возвращаясь к терминам "владетель" и "господин", отметим, что это далеко не синонимы.

Образование на полуострове двух областей во главе с начальниками, юрисдикция которых была относительно ограниченна, представляло собой уступку возвысившейся местной знати. С другой стороны, упразднение наместничества было на руку и золотоордынскому хану, ибо избавляло его от небезопасной, слишком независимой фигуры правителя, пользовавшегося всей полнотой власти на обширной территории.

Чтобы завершить беглый обзор проблем, затронутых в этой главе, посмотрим, как сложилась дальнейшая судьба города Солхата в XV-XVI вв.

Попытка Тохтамыша сплотить распадавшуюся на части Орду была неудачной. После его кончины, но особенно после смерти эмира Эдигея (1419), фактического правителя Орды, центробежные тенденции все более возрастают, начинается полоса смут и междоусобиц.

В этот период в Крыме Солхате ненадолго воцаряется даже какой-то независимый хан. Имя хана стоит на чеканенной в Крыме в 1419-1420 гг. монете, но пока не поддалось прочтению. К этому времени относятся и наиболее ранние из известных нам "генуэзско-крымских" монет⁶². На лицевой стороне их помещен герб республики - изображение крепостных ворот с башнями - и латинская надпись: "коммуна Генуи", позднее - начальные буквы титула консула и слово "Каффа". Арабская же надпись на обратной стороне содержит имя хана и его почетный титул (лакаб). В Кафе подобные монеты чеканились до середины XV в. Известны и иные - с обозначением места чеканки "город Крым" на лицевой стороне. В научном обиходе за ними закрепилось название "аспр" (от латинского "аспер" - белый), применявшееся генуэзцами и венецианцами для обозначения серебряной монеты.

Некоторые сведения о событиях 20-х годов XV в. сообщают мемуары де Лануа, посла литовского короля Витовта к татарскому правителю Крыма. "Солхатский император, - пишет де Лануа, - недавно умер, и там царила неурядица, ибо всякий хотел иметь своего императора и все в означенной стране были в резне и всеоружии"⁶³.

Междоусобная борьба кончилась тем, что в 30-х годах XV в. всю власть в Крыму захватил Хаджи-Гирей, создатель Крымского ханства⁶⁴. Этот хан и стал основателем правившей на полуострове династии Гиреев.

Его резиденцией, первой столицей ханства, становится Кырк-Иер, где наряду с Кафой, городом Крымом и Орду-Базаром^* с середины XV в. чеканилась серебряная монета с изображением родового знака (тамги) Гиреев и именем хана⁶⁵.

* Предположительно Карасубазар, ныне Белогорск.

С этого времени былое значение города Крыма как административного центра падает. Правда, если верить арабскому историку Эль-Айни, здесь еще в 1444 г. какой-то властью продолжает пользоваться некий Мухаммед-хан⁶⁶, однако другими источниками это сообщение не подтверждается.

В 1475 г. захват турками Кафы и других приморских городов полуострова свел на нет роль города Крыма. Мартин Броневский, польский дипломат и путешественник, посетивший эти места в последней четверти XVI в., застал Крым-Солхат почти заброшенным⁶⁷.

Заметим, кстати, что рассказ путешественника о прошлом города, о том, что Солхат был якобы важным для Азии центром культуры и просвещения, что будто бы в нем "процветали науки и искусства", нуждается в критике. Ссылки на мемуары Броневского переходят из книги в книгу, но при этом как-то упускается из виду, что сообщение о былом великолепии города принадлежит в сущности не ему. О прошлом Солхата рассказали Броневскому местные жители, почерпнувшие всю свою информацию из легенд и преданий. Не мудрено, что рисуемая ими картина города далека от исторической истины.