Возможно вас заинтересует повесть, написанная моим дедом, историком и краеведом, о Крымском подполье. Ранее данная повесть нигде не публиковалась. Набита с рукописи. Прислал Владимир Мочалов.

Зоя Яковлева.

В памяти всегда со мной
Погибшие в бою.
Пусть всех имен не назову –
Нет кровнее родни...
Не потому ли я живу.
Что умерли они?!
(С. Щипачев)

Посвящается артистке
3.П. Яковлевой, участнице
Крымского подполья, погибшей
от руки фашистов.

Огненное лето 1941 года. Дымятся развороченные железом тучные нивы Прибалтики, Белоруссии, Украины. На юге страны фашистские танки спешат к Перекопу. На Симферополь обильно падают фугаски.

В одной квартире собрался семейный совет. Здесь артисты Симферопольского областного драмтеатра Зоя Павловна Яковлева и ее муж Дмитрий Константинович Добросмыслов. Рядом – жена ее брата Аркадия, военного летчика–черноморца, Ольга Семеновна Ларионова с трехлетней дочуркой Валерией.

– Война затянется, – говорит невестке Зоя Павловна. Вам оставаться в городе нельзя.

– Правильно, – вторит жене Дмитрий Константинович. – И Аркадию воевать будет легче, и вам с дочкой безопасней. Ольга несколько растеряна:

– А как же вы? О себе подумайте!

– Ну, нам не привыкать;– отмахиваются супруги.

Они не бравируют. С тех пор, как на Симферополь посыпались со страшным визгом немецкие бомбы, и театр закрыли, артисты уже не раз выезжали с фронтовыми бригадами в воинские части, на корабли Черноморского флота и береговые батареи. Там, порою, также под грохот бомбовых разрывов, выступали перед бойцами. Зоя Павловна читала патриотические стихи, пела, а Дмитрий Константинович аккомпанировал ей на гуслях.

– Надо выбираться, – настаивает Дмитрий Константинович. – Пока не поздно.

– Но как? – спрашивает невестка.

– Это устроим, – говорит Зоя Павловна. – Аркадий был пилотом гражданской авиации. Его друзья помогут.

– А ты ее проводишь, – добавляет Добросмыслов, кивая жене.

Им повезло: две женщины и ребенок устроилась в кабине пассажирского самолета. Но над городом висят хищные стаи немецких истребителей и бомбардировщиков. Однако медлить тоже опасно. Аэродром для стервятников – лакомая цель.

Самолет бежит по выгоревшему от солнца взлетному полю. И эта мишень не ускользает от взгляда фашистов. Несколько "мессеров", стремительно снижаясь, ждут, когда советский корабль поднимется в воздух. Но самолет на бреющем полете, почти задевая брюхом рыжие головки подсолнухов, уходит вдаль. Под прикрытием наших зенитчиков отрывается от преследования, набирает высоту.

Под крылом в сторону фронта бегут железнодорожные составы, идут автомобильные и людские колонны. Враг напал на Родину внезапно с бандитским прицелом из-за угла. И страна, превратилась в военный лагерь.

В Казани Зоя Павловна нежно целует племянницу, прощается с невесткой: до Чебоксар, та поедет пароходом.

– Зоя, а ты? – с тревогой спрашивает благодарная за проводы женщина.

– Я – к Мите, мы с ним, как иголка с ниткой. На всю жизнь! Если, что – возьмемся за оружие.

РОДИНА. Это она дала возможность простой девчонке из чувашского края стать профессиональной артисткой. Что было бы с ней, сиротой, не свергни большевики в семнадцатом власть помещиков и капиталистов?!

Зое было шесть лет, когда умер отец, и девять, когда она лишилась матери. В крайней бедности воспитывались они с братишкой Аркадием. Жили у теток да у бабки. А те тоже перебивались с хлеба на квас. Одно слово существовали.

Зоя за год до свержения царя приехала в Чебоксары, в то время грязный, уездный городишко. А вскоре – знаменательный Ленинский декрет: вся власть – Советам рабочих и крестьян!

Давно девушку тянуло на сцену, может быть с той поры, когда пела своему малолетнему брату песенки, сказывала сказки. Не довелось, правда, как следует в юности завершить школьное образование, зато много читала. Так и созрела в юности беспокойная заветная мечта – стать артисткой.

Поначалу Зоя Яковлева определилась работать секретарем Чебоксарского уездного ветеринарного участка.

А в городе председатель тогдашнего исполкома Совдела Петр Павлович Бондарев, неутомимый энтузиаст, создал Парадный дом. И в этом очаге культуры был организован театральный коллектив, куда и записалась Зоя. Это было трудное время! Жили впроголодь, в стылых комнатах, а ставили Островского, Горького и других авторов. В драм–коллективе играли П.П. Бондарев, И.О. Пучков, Е.М. Еровская, ныне заслуженная артистка РСФСP, Е.П. Антонова, Е.Д. Обрубова, Н.А. Архипов и другие. Не одну ведущую роль исполнила здесь Зоя Яковлева.

После гражданской войны в Чебоксары вернулся И.С. Максимов–Кошкинский. Инициативный и энергичный, он стал собирать самодеятельных актеров. В складе, где раньше хранились мочало и рогожи, оборудовали сцену и зрительный зал. Были созданы две группы – чувашская и русская. Именно тогда Зоя Яковлева полностью отдалась своему увлечению. В пьесе Островского "Лес" она успешно сыграла роль Улиты, в спектакле "За монастырской стеной" выступала в роли монашки, в "Семнадцатилетних" создала образ Эрики. Зрители от души аплодировали юному таланту. Успешные выступления Зои Яковлевой склонили И.С. Максимова–Кошкинского к мысли, что девушке непременно нужно учиться. По его рекомендации она в 1922 году поступает в Казанскую двухгодичную театральную студию. Но связь с Чувашской республикой не теряла. В каникулы готовила со студийцами спектакли и выступала в Чебоксарах, Мариинском Посаде, Козловке, на сценических площадках Козьмодемьянска, Юрина, Васильсурска. Особенно удавались Зое Павловне героические роли. Так, в столице Чувашской республики Зоя Павловна Яковлева и получила путевку в творческую трудовую жизнь.

И снова она на борту самолета. Только теперь он лег на обратный курс. Дороги под воздушной трассой забиты не только войсковыми соединениями. Навстречу бойцам движется разношерстный поток беженцев – старики, женщины, дети. А вперемежку с ними пылят по проселкам колхозные стада. Кажется, снялась со своих насиженных мест вся Россия. Горько на сердце от этого.

Зоя Павловна не захотела осесть в глубоком советском тылу. Не только долг патриотки звал ее в тот город, где рвались сейчас многотонные бомбы. Там оставался муж, любимый человек, с которым она рука об руку прошла по жизни почти два десятка лет, с кем делила радость сценического успеха и горечь мимолетных неудач – всякое случалось.

Нет, не для красного словца сказала она при расставании своей невестке, что они с Дмитрием Константиновичем, как нитка с иголкой.

Свою судьбу они накрепко связали после окончания театральной студии. Через Московскую биржу труда устраиваются в театр Брянска. Там Зоя Павловна познакомилась с актером Алексеем Алексеевичем Гусевым – ныне заслуженным артистом Чувашской ACСP.

– Это была энергичная и неразлучная пара, – вспоминает теперь А.А. Гусев. – Работали они на большом творческом накале.

Затем супруги переезжают в Бежецк, Вологду, Ленинград. В 1938 году они переходят в Крымский областной драматический театр, где становятся горячо любимыми местными зрителями. И теперь, возвращаясь в пылающий, ставший для них родным Симферополь, Зоя Павловна вспомнила все эти события своей жизни. Хорошо, целеустремленно шагала она по жизни. Но теперь наступили трудные испытания.

Буквально за три дня до оставления города нашими войсками, вернулась Зоя Павловна в Симферополь. Об эвакуации театра не велось и речи – все пути были отрезаны. Через Алушту и дальше, морем, отправляли на Большую Землю лишь детей, женщин и раненых.

– Что будем делать? – был первый вопрос, который задала она мужу. – Наших из театра много осталось?

– Встречал кое–кого, – ответил Дмитрий Константинович. – Главное, Зоя, не поддаваться панике.

Не спалось в те ночи Зое Павловне. Мысли одна страшнее другой глушили разум. Неужели снова, как в пору ее детства, будут голодать босоногие ребятишки, а по улицам покатят автомобили нарядных, самодовольных богачей? Нет, не бывать этому! И она, Зоя Павловна Яковлева, артистка, гражданка Советского Союза тоже встанет грудью за правое дело завоеваний Великого Октября!

Вскоре на рассвете по улицам и площадям залязгали металлом танки и бронетранспортеры с крестами на бортовой броне.

Сияющий летний день кажется потемками. Всегда приветливый и опрятный Симферополь стал каким–то чужим, враждебным. Настали черные дни.

По зеленым бульварам разгуливают немецкие солдаты и офицеры. На углах жилых кварталов появились патрульные гестаповцы и жандармы. В разных концах города время от времени стучат дробные одиночные винтовочные и пистолетные выстрелы. Это фашисты насаждают на крымской земле новый порядок.

На стенах домов появились многочисленные приказы. Каждый из них заканчивается одной и той же строчкой, обещающей жителям даже за малейшее непослушание расстрел.

Но не всех, видимо, пугала последняя строчка устрашающих фашистских приказов. На третий день прихода захватчиков от взрыва рухнуло здание немецкой комендатуры. Взлетел ярким фейерверком на станции эшелон с боеприпасами. Ночью возле главной почты закончили свою поганую жизнь два предателя Родины.

Немцы беснуются. Опять расстрелы, казни, пытки. И в то же время попытки привлечь горожан к общественной деятельности в пользу Германии. Актерам драмтеатра разрешается даже ставить спектакли. Разумеется, безобидного характера.

– Значит, будем служить палачам? – мучает Зою Павловну мысль об этом известии. – А не лучше ли уйти в горы, к партизанам?

– А вот Барышев им служит, – усмехается Дмитрий Константинович.

– Как–то слишком загадочно он ведет себя, – задумывается Зоя Павловна.

Речь шла о Николае Андреевиче Барышеве, художнике–декораторе театра, заслуженном деятеле искусств. До оккупации Крыма он возглавлял местный профкомитет Симферопольского драмтеатра, и когда немцы стали снова собирать труппу, он пришелся им не по вкусу. Дескать, красная косточка, пусть сперва поработает билетером, заслужит на низах прощение.

И, как ни странно, бывший художник, человек в целом принципиальный, не моргнув глазом, стал работать у дверей партера. Он с молчаливой готовностью отрывал у зрителей корешки театральных билетов. Больше того, Николай Андреевич начал вдруг ратовать за то, чтобы исключительно вся труппа приступила к своим обязанностям.

Видя такое усердие, немцы вернули его в мастерскую. Они посчитали его вполне благонадежным. А он уже тогда, присматривался ко всем актерам, замечал, кто и как относится к оккупантам. Николай Андреевич Барышев держал связь с подпольным горкомом партии, с командованием крымских партизан. Перед ним стояла сложная, ответственная задача: создать при театре подпольную боевую группу.

К решению этой задачи он и приступил, сначала зорко присмотревшись к товарищам.

Однажды он попросил зайти в художественную мастерскую Яковлеву и Добросмыслова. Разговор повел издалека: о битве героической Красной Армии, о патриотическом движении партизан, о суровых буднях подпольщиков. А затем открыто предложил:

– Я вам верю друзья. Думаю, и мы можем внести свою лепту в общее дело разгрома германского фашизма.

– Что нужно делать? – с готовностью спросили Яковлева и Добросмыслов. – Распоряжайтесь нами, как бойцами на поле боя.

Барышев развернул перед ними программу действий.

– Мы должны воспользоваться тем, что немцы привлекают нас к работе в театре. Это поможет нам без подозрений сколотить свою группу. Дел будет много.

Партизаны остро нуждаются в медикаментах и теплой одежде – наша забота снабдить их ими. Будем вести в городе разведывательную и агитационно–диверсионную работу, спасать молодежь от угона в неметчину. Только предупреждаю: конспирация – самая тщательная.

Кроме Зои Павловны и Дмитрия Константиновича Добросмыслова в подпольную группу театра вошли заслуженная артистка Перегонец, машинист сцены Чечеткин, костюмер Озеров, уборщица Ефимова, шестнадцатилетний ученик художника Олег Савватеев и другие. По законам подполья каждый патриот вновь созданной группы поклялся, что он не пожалеет ни сил, ни собственной жизни и целиком отдаст себя делу освобождения родной земли от фашистских мракобесов.

"Сокол" – подпольная кличка Николая Андреевича Барышева. Он остановил Яковлеву в укромном местечке театра. Сказал, с улыбкой заглядывая ей в глаза:

– Зоя Павловна, я слышал, вы большая рукодельница по части вязания шерстяных носков, перчаток, ну и прочих таких вещиц.

– У нас на Волге, особенно в Чувашии, этим славятся почти все женщины, – понимающе произнесла Яковлева.

– Много надо этих вещиц–то?

– Очень много. Доставайте шерсть, трудитесь, что называется в поте лица. Партизанам это круглый год нужно. Сами понимаете, в горах и летом зябко ребятам.

С тех пор в свободное время – будь то дома, в театре или в гостях – все только и видели в руках Зои Павловны стальные спицы, клубок шерсти на коленях да початое рукоделие. Десятками пар переправлялись теплые вещи на партизанские базы. Даже из костюмерной мастерской выбрали все ватники, куртки, варежки: сгодиться в горах!

Вместе с артисткой Александрой Федоровной Перегонец она организовала сбор и отправку медикаментов по тем же тайным адресам. С наступлением темноты, когда патруль стрелял в запоздавших прохожих без всякого предупреждения, Яковлева не однажды выходила на расклейку листовок и призывов городского партийного комитета. Не одну сотню штук оставила она их на стенах и столбах в паре с уборщицей Прасковьей Тарасовной Ефимовой. Как–то, вернувшись после очередной вылазки в город, Зоя Павловна снова села за вязание перчаток. И тут же в дверь постучали. Артистка, предполагая, что это Дмитрий Константинович, открыла дверь.

Перед ней стояла одна из поклонниц сценического таланта. Пришла вроде бы с пустяковым делом, а сама начала любопытствовать.

– Что это вы все вяжете и вяжете?

– Время–то, знаете, какое? А нас двое, приходиться подрабатывать, – без тени смущения ответила Яковлева.

– Да, да – будто согласилась гостья, но тут же выразила недоумение. На воле теплынь, кто только и покупает ваши изделия.

– Берут, на базаре народ всякий, – зевнув, сказала Зоя Павловна. Тотчас пришел и Дмитрий Константинович. Он был вдрызг пьян.

Элегантный костюм на нем сидел кособоко. Муж, не раздеваясь, повалился в постель и захрапел. Ночная гостья, извинившись, удалилась. Щелкнул на двери запор, и Дмитрия Константиновича будто подменили. Он стоял перед женой совершенно трезвый. Ласково сказал:

– Ты Зоя, покарауль, мне тут кое–что надо зашифровать.

Он присел к столу, быстро качал делать пометки карандашом на крохотном клочке бумаги. Зоя Павловна с любовью следила за работой мужа. У него было свое амплуа в подпольной группе. Частенько видели в ресторане этого красивого русского интеллигента. Лениво потягивая из бокала вино, он сыпал налево и направо веселые шутки, смачные анекдоты. Фашистскому офицеру и предателям из полицейского управления нравилось беззаботное пьяное времяпровождение актера. Они забавлялись, угощали его, а когда он пьянел и становился для них скучным, оставляли его в покое, занимаясь своими разговорами. И никто из них не мог сообразить, что каждое их слово четко отпечатывалось в мозгу сидящего вблизи пьяного актера.

– Передашь, Зоя, завтра с утра "Соколу", – сказал, поднимаясь из–за стола, Дмитрий Константинович.

– Ты остерегался бы чуть, Митя, – нежно попросила жена.

– А ты? – рассмеялся муж. – Все ходим как под дамокловым мечом.

В дни, когда в театре шли спектакли, постороннему человеку казалось, что в этом известном всему городу храме искусств, жизнь течет обычным порядком. Афиши приглашали на "Ваньку Ключника" и "Маленькую шоколадницу", "Веселую вдову", "Жрицу огня" и другие произведения классического репертуара. Ставить более серьезные пьесы гитлеровское командование труппе категорически запрещало. У артистов было тоскливо на душе, приходилось развлекать публику, состоящую из солдатни и офицеров вермахта да из тех, кто, потеряв честь и совесть, служил захватчикам.

Особенно мучительно переживала на спектаклях Александра Федоровна Перегонец.

Ее мужа, заслуженного артиста Российской Федерация, немцы схватили сразу после того, как ворвались в Симферополь. Гитлеровцы засадили его в темный подвал общежития педагогического института на улице Студенческая 12, где обосновалось кровавое гестапо. Отсюда круглые сутки доносились крики, стоны, плач, мольбы.

Александра Федоровна ежедневно добивалась свидания с мужем, но ей отказывали. Только через несколько месяцев она услышала ужасный ответ, которого боялась больше всего на свете, дежурный офицер гестапо, высокомерно ухмыляясь, бросил ей в лицо:

– Мадам, больше не ходите сюда! Никаких справок о расстрелянных мы не даем!

Перенести непоправимое горе помогла артистке Зоя Павловна Яковлева. Она всячески поддержала свою подругу в тягостный момент.

Как только в театре заканчивался спектакль, члены подпольной группы под покровом ночи выходили мстить за свои поруганные чувства. Они выражали свою ненависть к врагу оружием.

Когда фашисты начали угонять молодежь в Германию, из городского подпольного партийного комитета поступил во все группы Симферополя приказ: использовать все средства и возможности, чтобы сохранить молодое поколение горожан от угона на Запад. И подпольщики театра пришли к простой и оригинальной мысли. От имени городской ратуши они расклеили десятки объявлений о приеме молодежи в театральную студию. Артисты заводили разговор с девчатами и парнями, которые не находили в себе и капли способностей к сценической работе. Они потянулись в театр. Экзамены проводились в верхнем фойе театра. За столом приемной комиссии сидели Добросмыслов, Яковлева и Перегонец. Это им было поручено отбирать "народные таланты".

Бывшие студийцы вспоминают такой характерный эпизод.

К экзаменаторскому столу смущенно подошел невысокий, незавидной наружности паренек. На предложение комиссии прочитать какой–нибудь стих он не смог вспомнить ни одной строчки.

– Тогда спойте нам что–нибудь, – попросила Яковлева.

Паренек подумал, помялся и неожиданно тихо запел:

Вставай, проклятьем заклеймённый,
Весь мир голодных и рабов!
Кипит наш разум возмущённый
И в смертный бой вести готов.
Весь мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем
Мы наш, мы новый мир построим, –
Кто был ничем, тот станет всем...

Студия была создана крепкая, надежная. Она воспитала десятки народных мстителей. На этом была основана вся система обучения.

К началу 1944 года советские войска отбросили гитлеровских головорезов почти на всех фронтах далеко на запад.

Не совсем в безопасности чувствовали они себя и в Крыму. В это время подпольный горком партии объединял вокруг себя сорок две патриотические группы, в которых числились активные и боеспособные люди. Под ногами фашистов горела земля.

Со дня на день ожидалось наступление Советской Армии и на здешнем направлении. Поэтому командование Черноморского флота и руководство Крымского северного партизанского соединения запросили подпольный горком Симферополя указать наиболее точное расположение немецких военных объектов, дислокацию частей, складов с боеприпасами и горючим. Более ста самых пытливых и смелых подпольщиков были привлечены к тайному прочесу каждого дома, каждого переулка, каждой улицы. Необходимо было достать карту города, чтобы нанести на нее план всех опорных точек, имевших оборонное значение.

Через "Луку" – бывшего учителя Степана Васильевича Урадона, которому подчинялась и группа драматического театра, было получено задание составить новую карту. Эту сложную задачу взялся решить "Сокол". К нему, на мятых клочках бумаги, стекались все разведывательные донесения. Их тщательно изучали, сортировали. В этой кропотливой работе участвовали артисты–подпольщики. Оставалось начертить план самого города. И вдруг – о, счастье! – добыта настоящая карта Симферополя!

Эту операцию провели блестяще. Вечером в комендатуре внезапно потух свет. Один из офицеров, схватив телефонную трубку, разразился площадной бранью: его гнев адресовался обслуживающему персоналу электростанции.

Дежурный монтер ответил:

– На станции все в порядке. Очевидно, неисправность нужно искать в электропроводке в помещениях комендатуры.

– Пришлите ремонтника! Да поживее! – последовал раздражительный приказ.

И вот два монтера исследуют линию электропередачи в самой комендатуре. Долго тянется время, но без успеха.

– Видно, повреждена наружная сеть, – говорят монтеры и уходят на улицу.

Когда же под утро в комендатуре вспыхнули лампочки, там обнаружили пропажу карты города, которая висела на стене. Гитлеровцы и не подозревали, что ее прихватили с собой ремонтники. Впрочем, они не особенно об этом жалели. На этой карте не было помечено ни одного военного объекта.

А перевод на русский язык и необходимые пометки на карте сделал художник Н.А. Барышев со своими друзьями. Они добавили к карте приложение с подробным пояснением на двенадцати страницах. Одна копия плана была срочно выслана на Большую землю, другая – партизанам на север полуострова. Оставалась еще и третья копия – для занесения последующих изменений.

Самое большое удовлетворение подпольщики получили после того, когда по их координатам и целям поработала черноморская авиация и боевики–партизаны. От налетов тех и других немцы понесли огромные потери.

Фашисты готовились вывезти с Крымского полуострова все ценности, все богатства, накопленные за годы Советской власти трудолюбием и упорством наших людей. Фашистская армия наметила вывезти и реквизит костюмерной мастерской драмтеатра. Разве могли актеры отдать это имущество, с которым была связана их сценическая судьба?

"Сокол" собирает группу на экстренное совещание:

– Получено сообщений, что на днях к нам наведаются грабители фюрера. Отдать им реквизит – значит пренебречь интересами Родины. У нас нет времени на размышления. Что предлагают товарищи?

В ответ – единым вздохом:

– Реквизит спрятать!

– Где?

– Можно укрыть в соседнем с театром здании, – советует кто–то.

Не подойдет, отвергает эту мысль Зоя Павловна Яковлева. Костюмы понесем через двор, а там полным–полно предательских глаз.

– Может, закопать в яме? – высказывается Олег Савватеев.

– Испортим добро в земле – возражает костюмер И.Н. Озеров. – Кто знает, когда еще наши вернутся, а тут весна на носу.

Важное дело обсуждают горячо, спорят. Наконец, просит слово машинист сцены П.И. Чечеткин, бывший партизан войны. План его прост и ясен. Костюмы, ковры, обувь перенести в одну из дальних комнат подвала, а входную дверь замаскировать. Это надежнее всего.

Все удовлетворенно соглашаются: решение правильное, гора с плеч! Договариваются, как удобнее провести эту идею в жизнь. Сошлись на том, что под видом подготовки к очередному спектаклю одежду вынести пока в условленную пустующую комнату, взамен ее повесить то, что попроще, и всякую рвань.

В тот же вечер приступили к делу. А через три дня первая половина операции была выполнена.

С большой предосторожностью запасали в подвале необходимое количество досок, ведерко белил. Сколотили во всю стену щиты.

– Вторая часть работы будет посложнее, – предупредил руководитель группы Барышев.

Распределили обязанности. Поскольку на вечер был назначен спектакль, перебазировку решили поручить Павлу Игнатьевичу Чечеткину, Илье Николаевичу Озерову и расторопному ученику художника Олегу Савватееву. Остальные участвовали в спектакле.

В этот памятный вечер все были возбуждены до крайности. Сказывалась усталость, нервное перенапряжение. Но играть взялись жизнерадостную оперетту "Веселая вдова". Исполнителям ролей были указано: держать зрителей в экстазе.

За все дни оккупации это, пожалуй, был самый блестящий спектакль. Главную роль вела Александра Федоровна Перегонец. Незанятые в том или в ином эпизоде спектакля не сидели без дела за кулисами. Они патрулировали по коридорам, занимали в гримерских комнатах своей болтовней несведущих в происходящей операции актеров.

А тем временем трое из подпольной группы работали в поте лица. Требовалось спустить в подвал более пяти тысяч вещей. В добрую пору на это понадобилось бы по крайней мере целая неделя. Но Павел Чечеткин, Илья Озеров и Олег Савватеев превосходно понимали значение своего труда, они были до минимума ограничены во времени и старались изо всех сил. Причем, вся работа велась в сплошных потемках, тихо и скрытно. Зрительный зал бурлил, аплодировал. Актеры играли самозабвенно и действительно "держали" публику.

Вот и последняя ноша на месте. Тайник завален одеждой до отказа. Наглухо закрыт металлической дверью. Теперь всю стену следует забить припасенными заранее деревянными щитами. Это уже дело нескольких минут. Затем весь заделанный пролет забелили, наколотили в него гвоздей и на них развесили всевозможную рухлядь.

Трое поднялись наверх, отдышались. Актерам подан условный сигнал: порядок! Истекает и последняя сцена оперетты. Публика довольна, неистово рукоплещет. Если бы знали враги, какой "спектакль" сыграли в этот вечер артисты из подпольной группы.

Еще в феврале в одну из подпольных групп втерся провокатор. Несколько человек попали в застенки гестапо. Это, по–видимому, случилось потому, что патриоты в связи с победным шествием Советской Армии на фронтах несколько утратили бдительность, ослабили конспирацию. А фашистские агенты в злобной ярости удвоили свои усилия. Стали изобретательнее в своих изуверских происках. Так или иначе, но машины с арестованными все чаще стали останавливаться на Студенческой улице 12, где расположилось гестапо и на Луговой, где гитлеровские варвары устроили центральную тюрьму.

Городской подпольный комитет партии тотчас среагировал на эти промахи. В нетронутых группах еще и еще раз проверялись недавно принятые люди. А подпольщикам из организации, которые уже понесли потери, было приказано немедленно уйти в партизанские соединения. Для этого горком выделял умелых проводников, знавших окрестные заставы партизан, как свои пять пальцев. Таким образом, были спасены жизни сотням замечательных борцов и членам их семей.

А репрессии продолжались. Каждый день гремели винтовочные залпы и трещали за городом автоматы гитлеровцев. Для своих бесчеловечных преступлений фашисты облюбовали два места – совхоз "Красный" и противотанковый ров. До сих пор старые горожане не могут без содрогания вспоминать те кровавые ночи.

Горком предложил подпольной группе актеров рассеяться по окрестностям, но никто не решался бросить театр на произвол судьбы. Советская Армия была рядом, и патриоты боялись, как бы факельщики при бегстве из Симферополя не взорвали здание, в котором каждый из них проработал по нескольку лет.

Дмитрий Константинович Добросмыслов так и заявил связному: "Наша группа должна оставаться здесь до самого последнего момента. Без нас гитлеровцы могут сделать с театром все, что угодно. Нужен свой глаз".

"Сокол" не ушел еще и потому, что пожалел старика–тестя, который из–за болезни в лес идти не мог.

А беда уже шла по пятам. В начале апреля 1944 г. подпольщики заметили за собой слежку. Но скрываться было поздно. Арест. Их втолкнули в жандармскую машину и как особо важных арестованных отвезли не в центральную тюрьму, а в застенки гестапо.

Сырые удушливые камеры. Окна замурованы кирпичом. Не камеры, а гробницы. Все стены в них исписаны теми, кто прошел этот ад, но так и не вышел на свободу.

Здесь применялись к арестованным патриотам самые изощренные пытки. Их совершали самые отъявленные, заплечных дел мастера, прошедшие специальную подготовку. Все это испытали на себе Зоя Павловна Яковлева, Александра Федоровна Перегонец, Павел Игнатьевич Чечеткин, Прасковья Тарасовна Ефимова и Дмитрий Константинович Добросмыслов. У них добивались имен и явок руководителей и оставшихся в подполье.

Они с достоинством вынесли все муки и на допросах не выдали никого.

Невыносимо трудно было патриотам в одиночестве перед врагами. Камера пыток – это не сцена, где когда–то они играли роли героев и героинь революции. Но именно и те героические образы, которые были созданы Зоей Павловной на театральных подмостках, помогли ей выстоять перед фашистами. Во время всех войн и революций добро, сталкиваясь со злом, всегда выходило победителем, светлое завтра торжествовало над черным мракобесием.

Видно слишком велик был объем изуверской работы у потерявших человеческий облик бандитов с паучьей свастикой на рукаве, если часть арестованных подпольщиков и сочувствующих Советской власти они отправляли на "обработку" в совхоз "Красный". Здесь у гестаповцев было нечто вроде филиала – концлагерь и застенки. В одной камере, отведенной для пыток, было все из арсенала палачей: металлический пол, с потолка свешивались крючья, под полом оборудована топка. А невдалеке от застенков зияли широкими отверстиями четыре колодца, куда гитлеровцы сбрасывали тела.

На этой фабрике убийств мужественно встретили смерть члены подпольной организации театра – руководитель группы Николай Андреевич Барышев, Илья Николаевич Озеров и самый молодой из них, корчагинец военных лет Олег Савватеев. Все они остались верны клятве!

Восьмого апреля мощный кулак войсковых соединений крымского фронта прорвал оборону немецко–фашистских дивизий, опрокинул врага. Началось освобождение южного полуострова. Претенденты на мировое господство бежали сломя голову, спасая собственные шкуры. Как никогда, было близко избавление томившихся в гестаповских застенках!

Но гитлеровцы не хотели оставлять в покое свои жертвы – это не в их привычках. Машины под усиленной охраной то и дело курсировали от Студенческой 12, до противотанкового рва. Днем и ночью гудели автомобильные моторы и слышалась за Симферополем стрельба. Сколько честных прекрасных сердец перестало биться в эти последние дни оккупации города!

Зою Павловну Яковлеву, ее мужа и их друзей по подполью горожане видели последний раз 10 апреля. Их везли по той же дороге, куда и других – к противотанковому рву.

Очевидны рассказывают, что все арестованные были в рваной одежде, избиты до неузнаваемости. Но встречные признавали свою любимую актрису, кивали ей ободряюще. И она, судя по всему, была спокойна.

Может быть, она держалась стойко потому, что сознание подсказывало ей: ты честно исполнила свой долг перед Родиной, люди, за которых ты идешь умирать, не забудут тебя и твоих друзей! У Зои Павловны Яковлевой в те дни оккупации вынашивалась идея исподволь подготовить потрясающей силы патриотический спектакль и поставить его в первый день освобождения города. Как жаль, что не удалось ей осуществить эту мечту.

По–летнему тепло и ярко сияло южное солнце. С гор веяло прохладным ветерком. Зоя Павловна оставляла жизнь вокруг себя такой красивой! Уже отчетливо гремела за горизонтом артиллерийская канонада. Ежелись, прислушиваясь к тому не так уж далекому грому, конвоиры. Это был голос наступавшей Советской Армии – голос возмездия. Это было похоже на песню.

Не склоняйся ты низко головушка,
Вы не падайте, руки болящие
Эх, ты Русь, моя, Русь моя, звонкая,
Песни–рокоты в поле шумящие
Накатилися черною тучею
Лютых ворогов стаи несметные,
Но поднялися рати могучие,
Рати русские, рати заветные.
Возвратят они вольную–волюшку
На широкие земли родимые,
Чтобы снова звенели по полюшку
Песни–рокоты, песни любимые.

Эту песню петь любил Дмитрий Константинович, аккомпанируя себе на чувашских гуслях, которые в начале их жизненного пути купила ему Зоя Павловна.

Их грубо подтолкнули на край противотанкового рва. Они простились. Злобно ударили выстрелы.

Судьба скупо отмерила Зое Павловне Яковлевой времени на жизнь, но щедро одарила ее мужественной натурой, горячим сердцем и светлым добрым талантом.

Через три дня в Симферополь ворвались бронетанковые войска Советской Армии.

Немцы отходили в сторону Севастополя, надеясь укрыться в городе–крепости Черноморья. Вероятно, они тешили себя мыслью, что русские держали легендарный город в своих руках 250 дней, значит, есть и у них шанс закрепиться в Севастополе надолго.

Но скорее всего морской порт притягивал их возможностью удрать из "крымской мышеловки" на кораблях.

В Симферополе фашисты не продержались и суток. Один за другим гасли очаги сопротивления. Обреченные, они с поднятыми руками выходили из подвалов. Но гитлеровцы не забывали о театре даже в суматохе. Они не хотели допустить и мысли, чтобы это любимое крымчанами здание осталось невредимым. Ведь здесь было крамольное большевистское гнездо. В последний момент был отдан приказ: театр сжечь.

Когда наши части уже завязали бои на окраинах города, к драмтеатру торопливо прибыла команда факельщиков – специалистов по поджогам. Сначала запылал примыкающий к театру книжный магазин, затем дым повалил из окон театрального здания. Однако театр не пустовал. Именно на такой случай оставались в нем добровольные дежурные. Работница костюмерной мастерской Елизавета Кучеренко – также член подпольной группы Барышева, сразу смекнула, в чем дело, когда подкатили к книжному магазину факельщики.

– Андрей Сергеевич, видишь, с чего начали! – крикнула она рабочему бутафорской мастерской Карлову. Огонь перекинется на сцену, двоим не справиться.

Карлов был очень стар, рассчитывать на его серьезную помощь не приходилось. Елизавета Кучеренко кинулась к рабочему сцены Якову Бугаенко, благо тот жил рядом. На улице кишмя кишели солдаты.

Пришлось пробираться назад окольным путем, через двор. Пламя уже охватило кулисы, удушливый дым забивал дыхание, слезились глаза.

Елизавета Кучеренко стала поспешно снимать пожарный шланг. Яков Бугаенко побежал к другому водопроводному крану. В это время в театр заскочил гитлеровец: очевидно, проверить, хорошо ли раздувается пламя. В дыму он почти лицом к лицу столкнулся с Кучеренко.

– О, рус! – злорадно воскликнул он и, схватив автомат, почти в упор хотел пристрелить женщину.

Елизавету Кучеренко спасли от гибели испуганные крики солдат, оставшихся на улице, и поднявшаяся внезапно стрельба. Гитлеровец оглянувшись, растерялся и не нажал на спусковой крючок. Лишь удирая, он успел ударить Кучеренко в лицо.

А к театру уже спешили люди из соседних домов, огонь был быстро ликвидирован. И тут загремели на полной скорости наши танки, моторизованная пехота, появились партизаны.

На другой же день после освобождения Симферополя в город прилетел Аркадий – брат Зои Павловны Яковлевой. Как уже говорилось, он был черноморским летчиком.

Получил в боях несколько ранений и правительственных наград. Аркадий Ларионов сразу отправился на квартиру сестры. Там он застал полный разгром и запустение.

В театре брату актрисы – его там знали – сказали, что Зоя Павловна и ее муж Дмитрии Константинович были арестованы гестапо. После бесполезных блужданий по городу, возле бывшей тюрьмы на Луговой и здания бывшего гестапо на Студенческой, летчик направился в военную комендатуру. Таких, как он, разыскивавших своих родных и близких, здесь было много. Аркадий Ларионов изложил свое дело военному прокурору и оставил свой адрес. Тот обещал оповестить, когда будет что–либо известно о пропавших без вести подпольщиках.

Телеграмма пришла через две недели: Аркадия Ларионова вызывали в Симферополь.

К тому времени в городе начала работать комиссия по расследованию зверств и убийств мирного населения немецко-фашистскими захватчиками. Противотанковый ров – свидетель человеческих трагедий, истязаний и смертей был аккуратно разрыт, из него извлечены жертвы гитлеровских преступлений. Среди искалеченных и расстрелянных Аркадий нашел и опознал тела Зои Павловны Яковлевой и Дмитрия Константиновича Добросмыслова. Опознаны были родственниками и другие члены подпольной группы театра. Зоя Павловна была прямо в домашнем сарафане; стало ясно, что взяли их гитлеровцы в квартире.

Похороны мужественных патриотов вылились в широкую, многолюдную демонстрацию. В воздухе, отдавая последнюю почесть героям подполья, барражировали краснозвездные истребители. Шагая за гробом сестры, Аркадии Ларионов, повидавший на своем веку немало горя и смертей, только теперь со всей полнотой понял, кем была его старшая сестра.

Когда дети осиротели, Зоя заменила ему мать. Она была нежной и заботливой наставницей. Сестра лишала себя иной раз последнего куска хлеба, лишь бы сыт был он, младший брат Аркадий. Вспомнился летчику и такой случай. В 1919 г. в мае, из Чебоксар отправлялся на борьбу с адмиралом Колчаком первый добровольческий отряд. В составе отряда числился и он, Аркадий. Провожая его на фронт, Зоя напутствовала:

– Помни Аркаша, кто дал нам возможность крепко встать на ноги. Кем бы мы были, если бы не Советская власть. Не забывай этого никогда.

В этих словах была вся Зоя. Вот в какое славное героическое время формировался ее характер. И могла ли она, уже умудренная жизненным опытом, изменить своим идеалам, когда кровавая лапа фашизма решилась раздавить нашу Родину?

Гроб с телом сестры опустили в братскую могилу на городском кладбище. Здесь снова встретились все члены подпольной группы театра. Вырос над их прахом могильный холм, и обильно легли на него первые весенние цветы.

В непривычной тишине грохнули ружейные залпы салюта. Эхо залпов понесло славу о подпольщиках по всей стране.

В летопись боевых дел Крымского подполья вписано немало ярких страниц. И не одна из них, без сомнения принадлежит патриотической организации областного драматического театры имени М. Горького.

Никто не забыт, и ничто не забыто. Жители Симферополя, чтобы увековечить память о павших героях, установили на здании театра мемориальную доску. Золотом высечены на ней слова: "Здесь в период временной оккупации Крыма немецко–фашистскими захватчиками 1941–1944 гг. действовала подпольная группа патриотов, работников театра. 10 апреля 1944 г. героически погибли в борьбе за свободу и независимость нашей Родины:

Барышев Н.А. (руководитель группы) – художник театра.

Перегонец А.Ф. – артистка,

Добросмыслов Д.К. – артист,

Яковлева З.П. – артистка,

Чечеткин П.И. – машинист сцены,

Озеров И.Н. – костюмер,

Ефимова П.Т. – уборщица

Саватеев О.А. – ученик художника".

Над их братской могилой на городском кладбище высится черный мраморный обелиск. Его венчает серебристая чаша – символическая чаша страдания, которую самоотверженные бойцы испили до дна во имя светлого будущего пашей Родины.

Открывая этот памятник, народный артист СССР Михаил Названов сказал: "Велико наше горе, велика наша скорбь о невозвратимой потере. Но еще больше нас восхищает их бессмертный подвиг во славу Родины, во славу прекрасной жизни. Их образы навсегда останутся в наших сердцах как символ беззаветного служения народу и вдохновенному искусству!"

Не засыхают цветы на этой могиле. Пионеры и комсомольцы города часто меняют их, выражая тем самым преемственность дела, за которое их старшие товарищи в борьбе за коммунистическое общество отдали свои страстные, полные горения жизни.

Крымчане глубоко чтят память о погибших работниках театра.

Местные писатели Л.Эльстон и К.Васильев посвятили их подвигу драматическую повесть "Неизвестные солдаты". В ней раскрыта героичность характеров подпольщиков, их бесстрашная, полная опасностей борьба с фашистскими захватчиками. Пьеса успешно шла в Симферополе, неоднократно ставилась в Московской камерном театре и в некоторых других городах.

Широко известно теперь имя Зои Павловны Яковлевой и на родной чувашской земле, где она начинала свою сценическую жизнь. В фойе Республиканского русского драмтеатра ЧАССР открыт развернутый стенд, посвященный памяти одной из первых актрис республики. Его материалы рассказывает о ее творческом пути и о подвиге в дни подполья. В Чувашском государственном музее ее портрет среди участников Великой Отечественной войны, героически отдавших свои жизни во имя Победы. Приезжие экскурсанты, слышавшие о ратных делах подпольщиков Крыма, узнают, что 3. П. Яковлева – плоть и кровь чувашского народа.

Самое сокровенное место занимает Зоя Павловна в сердцах, тех, кто ее помнит. А таких много. Они с неистощимой теплотой отзываются о нашей Зое. Вспоминания их – это живой памятник ей, напоминающий нам о сильной целеустремленной натуре этого самобытного человека.

Мочалов Сергей Федорович хорошо знал Зов Павловну в пору молодости. В 1918 году они открывали в Мариинском посаде городской народный дом культуры, и в порядке обмена опытом он часто приезжал в Чебоксары. Здесь он и познакомился с Яковлевой.

Помнится, как после спектакля "Дети греха" они втроем – Зоя, ее брат Аркадия и Сергей Федорович Мочалов шли к ним домой. Жили они тогда в Нагорном переулке в рубленом ветхом домике с верандой. Позднее Мочалов не раз бывал здесь, коротал в этой семье вечера в бесконечных беседах об искусстве.

Жилось в то время голодно и маятно, зато весело. Свои "университеты" мы проходили на митингах, собраниях, всевозможных вечерах вопросов и ответов. И затем обязательно смотрели спектакли. Зоя исполняла ряд ролей в спектаклях "На дне", "Бедность не порок", "Власть тьмы", "Белошвейка", "Восстание" и других – всех, пожалуй, не перечислить.

Она умела создавать яркие, волнующие образы русских женщин.

Многие любители сценического искусства прочили ей сценическую славу. Но Зоя не заносилась.

В июле 1919 года к Чебоксарской пристани подошел агитпропагандистский пароход "Красная звезда". Возглавляла коллектив агитаторов и пропагандистов (их тогда называли посланцами Владимира Ильича) жена и соратник В.И. Ленина Надежда Константиновна Крупская.

После собрания в городском Народном доме культуры Зою Яковлеву представили Надежде Константиновне как способную, ищущую актрису. Зоя поведала о своем горьком детстве, открыла свою мечту совершенствоваться как актриса. Надежда Константиновна, ободрив девушку, сказала:

– Разобьем белогвардейцев и обязательно откроем для молодежи доступные театральные училища. – И, пожелав Зое больших творческих успехов, тепло попрощалась с ней.

Через три года Зоя уехала на учебу в Казань, В последний раз Сергей Федорович Мочалов встречался с ней в 1923 году. Вместе с театральной студией она приехала в Мариинский Посад. Ставили "Недомерка", "Маленькую женщину с большим характером" и "Жандарма и провокатора" Успех был необычайный.

Затем следы ее для него затерялись. Знал, только то, что она успешно выступает на сцене.

После Великой Отечественной войны Сергей Мочалов как-то прочитал книгу Ивана Козлова "В Крымском подполье", где упоминалось имя артистки-подпольщики З.П. Яковлевой, расстрелянной гестаповцами в Симферополе. "А не наша ли это Зоя?" – подумалось ему. Совпадали профессия, инициалы и фамилия. Он решил установить это, и поиски привели к вот этим строчкам.

Записи к документальной повести С.Ф.Мочалов вел несколько лет. Восстановить в памяти ранний период ее жизни было сравнительно нетрудно. Гораздо сложнее, оказалось, собрать материалы о ее жизненной и творческой зрелости. Тут ему помогли ее брат Аркадий Ларионов, родные, близкие и друзья.

И совсем С.Ф. Мочалов, было, пал духом, когда подошел к событиям ее подпольной деятельности. Здесь, кроме скупых документов, он ничего в своей папке не имел. Не проливала достаточно света и книга И.Козлова "В Крымском подполье".

Пришлось собираться в дорогу. С.Ф. Мочалов приехал в Симферополь. Побывал в местах, связанных с героической работой подпольной группы областного кинотеатра имени М.Горького. Встречался с людьми, которые в той или иной мере участвовали в событиях с его дорогой землячкой. Немало времени провел в архиве. И только тогда сел за письменный стол.

В этом году исполнится 79 лет со дня рождения Зои Павловны Яковлевой. Как краеведческий работник-общественник, я не мог пройти мимо этой даты. Ведь Зоя Павловна – воспитанница Советской власти, это Великий Октябрь вывел ее на широкую дорогу жизни, творчества, героизма. Буду безмерно счастлив, если эта маленькая повесть сослужит читателям в деле воспитания нашего молодого поколения посильную службу.

Нам не пристало забывать героев, сложивших свои головы на бранном поле.

Выражаю одновременно искреннюю, душевную благодарность всем друзьям и товарищам, помогшим мне в сборе воспоминании, документов, материалов.